Название: Тетрадки в клеточку
Персонажи: Дейдара
Тип: джен
Рейтинг: G (General)
Жанр: angst
Дисклеймер: все персонажи принадлежат Масаши Кишимото
Фраза: Нельзя потерять то, чего у вас никогда не было. (Брэдбери)
Саммари: Смерть это... итог всех попыток ее избежать.
Размещение: с разрешения автора
Фанфик был написан на Летний фестиваль 2012
читать дальшеЕсли человек не может расширять мир вокруг, он начинает расширять его внутри себя. Обогащает его фантазиями, мечтами и желаниями. Придумывает себе жизнь, далекую от реальности.
Конечно, это самообман, причем довольно жестокий, но что делать, когда возможности ограничены правильным квадратом больничной палаты? Много ли увидишь в окно? Много ли услышишь сквозь толстые стены? Если повернуться на бок и запрокинуть голову, то можно разглядеть степенные сосны и кусочек неба. Вот и все.
Дей знал, что эти сосны образуют большой парк, который обрывается на берегу реки. За рекой были кусты, которые заслоняли собой огромный луг. Когда болезнь еще позволяла ему добираться до края парка, Дей усаживался на широкую лавочку и долго смотрел на реку. Воображение дорисовывало, что на невидимом лугу ветер волной клонит высокую траву и желтые лютики дружно кланяются в такт этому природному ритму. Виделось, как фигурные тени от облаков скользят по зеленому морю.
Город еще не добрался сюда своими асфальтовыми щупальцами дорог и не пустил бетонные корни фундаментов. Клиника на окраине мегаполиса - здесь был кусочек другого мира для Дейдары.
Он лежал тут с мая. Сначала его не покидали воодушевление и надежда, что это ненадолго. Правда, это очень быстро прошло. Врачи смотрели на него, ободряюще улыбаясь, а в глазах была жалость. И тогда он стал собирать, как мозаику, слова из их путанных и слишком заумных для него объяснений. Выходило, что воодушевление напрасно, а надежда это просто так, ничего не значащее для него понятие.
Это обрушилось на Дея непосильной тяжестью. Той самой, от которой не плачут и не закатывают истерик. Той самой, от которой молчат, тягостно и обреченно.
Ему хватило одной ночи, чтобы сломать себя, раскурочить все внутри и принять действительность такой, какой она есть. Принять и с утра начать другую жизнь, в которой точно известно, где и когда будет поставлена точка. Дей просто решил не строить далекоидущих планов и не питать больших надежд.
Именно после этого он стал каждый день выходить в парк вместо положенного тихого часа. Хотелось побыть одному, а как раз в это время здесь практически никого не было. Сидя на облюбованной им лавочке, он раскладывал прошлое по полочкам, упорядочивал воспоминания.
Детство было беззаботной порой. Этот период жизни пролетает всегда стремительно, оставляя смешные воспоминания. Дей помнил, как ему было невыносимо грустно, когда он понял, что детство кончилось. В первый раз он ощутил необратимость времени, первый раз понял, что, как бы ни было жаль, ничего уже не вернуть. Тогда он впервые начал записывать свои мысли, складывая их в еще не оформленные, угловатые рассказы. Шероховатые странички в клеточку стали верными друзьями. Его потянуло к творчеству и книгам, впечатляла каждая мелочь. Он точно знал, что это ломкие и ломающие поиски его смысла жизни.
Тяга к творчеству привела его студентом в маленькую комнатку в пропахшей старостью убогой съемной квартире. Из окна этой комнатки был виден театр. Дейдара любил наблюдать вечерами, как кружат толпы людей у входа в это прекрасное здание с колоннами.
Вместе с ним квартиру снимал человек, который работал в этом театре костюмером. Именно он и привел его туда в первый раз. И тогда-то Дей познал всю прелесть театра без зрителей, без их показного присутствия. Он увидел театр с другой стороны. Каждая вещь здесь, каждый предмет были наполнены своей собственной жизнью и образом, что вдыхала в них чья-то пьеса. Неожиданно для себя Дей понял, что даже простой стул со слегка протертой обивкой, похожий на уставшего актера и стоящий на сцене, играет бесконечное количество ролей. Он понял, что это и есть искусство. Искусство жить тем, что предназначено тебе судьбой, вжиться в данную роль и уже больше никогда не изменять ей, эмоционально отдаваясь этому делу.
После этого наступило время, которое измерялось бесконечным количеством тетрадей в клеточку. Мысли стали более оформленные, а рассказы приобрели глубину и какую-то невыразимую недосказанность и смысл. Дейдара хоть и никому не показывал то, что писал, но будучи сам для себя строгим критиком, начинал гордиться убористыми строчками. У жизни появился смысл.
К этому приобретенному смыслу добавляла капельку грусти любовь. Она была не первой, но она была первой неразделенной. Дейдара и не пытался разделить ее с любимым человеком. Он знал, что так будет правильней. Его любовь будет цельной, принадлежащей только ему и никогда не испачкается в ревности и обидах. Это чувство расширило горизонты его творчества, и ему это нравилось.
Сидя в парке ему было что вспомнить. Потом болезнь начала постепенно набирать обороты, и к середине лета добраться до лавочки уже не было сил. Глядя на свои худые руки, Дей думал, что надо бы хоть что-то написать, но мысли не шли, и каждый вечер, закрывая глаза, он обещал себе, что уж завтра точно хоть строчку да напишет. Наступало завтра, и приходила дикая боль, которая выгибала тело, вытесняла из него душу, прогоняла из головы разум. Становилось страшно от того, что он закроет глаза и не откроет их больше никогда. Боль подло проникала везде и сжимала мир вокруг до размеров солнца, которое невозмутимо светило в окно, не давая покоя.
Дейдара всегда терпел столько, сколько мог, но рано или поздно наступал предел, и с его искусанных губ срывался тоскливый крик. Вокруг все сразу наполнялось суетой, запахами и уколами, которых он совершенно не чувствовал. Боль отступала, пряталась, притуплялась под натиском впрыснутого в кровь лекарства. Оставалось полное бессилие и белый потолок с тоненькой, словно ниточка, трещинкой. Он знал ее наизусть, потому что смотрел на нее мучительно долго, боясь пошевелиться и этим нечаянным движением спугнуть наступивший покой.
К концу лета он уже не мог вставать с постели. Теперь даже речи не было о том, чтобы пойти в парк. Гнедые сосны, широкая лавочка и река с невидимым лугом за ней остались только в памяти. Дни вытянулись в смазанную картинку. Дей помнил только утро, потому что был рад, что еще один день у него все-таки есть. И помнил вечер, потому что не знал, будет ли следующий день. Он уже не мечтал о том, чтобы написать что-нибудь. Исписанные тетрадки в клеточку сиротливо лежали аккуратной стопкой в тумбочке. Реальность часто исчезала в беспамятстве. Когда он приходил в себя, то подолгу не мог понять, где находится. Мысли путались все чаще, и он вдруг понимал, что именно сейчас способен заплакать, истерично зареветь, размазывая слезы по щекам.
Его искусство было его мечтой. У его искусства нет ценителей, потому что оно было только его и ничье больше. Искусство, творчество... К чему теперь все это? Он знал, что не оставит ничего после себя, кроме этих тетрадок, которым дорога в мусор. Во вселенной ничего не изменится с его уходом. Мир огромен, и ему нет дела до каждого существа населяющего его.
По существу у Дейдары и не было никогда жизни как таковой. Он ее придумал от начала до конца. Живое воображение дополнило недостающие элементы. Немного обидно, но верно говорят, что нельзя потерять то, чего у вас никогда не было.
Пространство для Дейдары теперь ограничено правильным квадратом больничной палаты, шторы плотно задернуты, лампочка заменяет солнце. Лампочка, как и солнце, не вечна и она потухнет, как его жизнь. Только не гасите ее раньше времени, она погаснет сама…
Персонажи: Дейдара
Тип: джен
Рейтинг: G (General)
Жанр: angst
Дисклеймер: все персонажи принадлежат Масаши Кишимото
Фраза: Нельзя потерять то, чего у вас никогда не было. (Брэдбери)
Саммари: Смерть это... итог всех попыток ее избежать.
Размещение: с разрешения автора
Фанфик был написан на Летний фестиваль 2012
читать дальшеЕсли человек не может расширять мир вокруг, он начинает расширять его внутри себя. Обогащает его фантазиями, мечтами и желаниями. Придумывает себе жизнь, далекую от реальности.
Конечно, это самообман, причем довольно жестокий, но что делать, когда возможности ограничены правильным квадратом больничной палаты? Много ли увидишь в окно? Много ли услышишь сквозь толстые стены? Если повернуться на бок и запрокинуть голову, то можно разглядеть степенные сосны и кусочек неба. Вот и все.
Дей знал, что эти сосны образуют большой парк, который обрывается на берегу реки. За рекой были кусты, которые заслоняли собой огромный луг. Когда болезнь еще позволяла ему добираться до края парка, Дей усаживался на широкую лавочку и долго смотрел на реку. Воображение дорисовывало, что на невидимом лугу ветер волной клонит высокую траву и желтые лютики дружно кланяются в такт этому природному ритму. Виделось, как фигурные тени от облаков скользят по зеленому морю.
Город еще не добрался сюда своими асфальтовыми щупальцами дорог и не пустил бетонные корни фундаментов. Клиника на окраине мегаполиса - здесь был кусочек другого мира для Дейдары.
Он лежал тут с мая. Сначала его не покидали воодушевление и надежда, что это ненадолго. Правда, это очень быстро прошло. Врачи смотрели на него, ободряюще улыбаясь, а в глазах была жалость. И тогда он стал собирать, как мозаику, слова из их путанных и слишком заумных для него объяснений. Выходило, что воодушевление напрасно, а надежда это просто так, ничего не значащее для него понятие.
Это обрушилось на Дея непосильной тяжестью. Той самой, от которой не плачут и не закатывают истерик. Той самой, от которой молчат, тягостно и обреченно.
Ему хватило одной ночи, чтобы сломать себя, раскурочить все внутри и принять действительность такой, какой она есть. Принять и с утра начать другую жизнь, в которой точно известно, где и когда будет поставлена точка. Дей просто решил не строить далекоидущих планов и не питать больших надежд.
Именно после этого он стал каждый день выходить в парк вместо положенного тихого часа. Хотелось побыть одному, а как раз в это время здесь практически никого не было. Сидя на облюбованной им лавочке, он раскладывал прошлое по полочкам, упорядочивал воспоминания.
Детство было беззаботной порой. Этот период жизни пролетает всегда стремительно, оставляя смешные воспоминания. Дей помнил, как ему было невыносимо грустно, когда он понял, что детство кончилось. В первый раз он ощутил необратимость времени, первый раз понял, что, как бы ни было жаль, ничего уже не вернуть. Тогда он впервые начал записывать свои мысли, складывая их в еще не оформленные, угловатые рассказы. Шероховатые странички в клеточку стали верными друзьями. Его потянуло к творчеству и книгам, впечатляла каждая мелочь. Он точно знал, что это ломкие и ломающие поиски его смысла жизни.
Тяга к творчеству привела его студентом в маленькую комнатку в пропахшей старостью убогой съемной квартире. Из окна этой комнатки был виден театр. Дейдара любил наблюдать вечерами, как кружат толпы людей у входа в это прекрасное здание с колоннами.
Вместе с ним квартиру снимал человек, который работал в этом театре костюмером. Именно он и привел его туда в первый раз. И тогда-то Дей познал всю прелесть театра без зрителей, без их показного присутствия. Он увидел театр с другой стороны. Каждая вещь здесь, каждый предмет были наполнены своей собственной жизнью и образом, что вдыхала в них чья-то пьеса. Неожиданно для себя Дей понял, что даже простой стул со слегка протертой обивкой, похожий на уставшего актера и стоящий на сцене, играет бесконечное количество ролей. Он понял, что это и есть искусство. Искусство жить тем, что предназначено тебе судьбой, вжиться в данную роль и уже больше никогда не изменять ей, эмоционально отдаваясь этому делу.
После этого наступило время, которое измерялось бесконечным количеством тетрадей в клеточку. Мысли стали более оформленные, а рассказы приобрели глубину и какую-то невыразимую недосказанность и смысл. Дейдара хоть и никому не показывал то, что писал, но будучи сам для себя строгим критиком, начинал гордиться убористыми строчками. У жизни появился смысл.
К этому приобретенному смыслу добавляла капельку грусти любовь. Она была не первой, но она была первой неразделенной. Дейдара и не пытался разделить ее с любимым человеком. Он знал, что так будет правильней. Его любовь будет цельной, принадлежащей только ему и никогда не испачкается в ревности и обидах. Это чувство расширило горизонты его творчества, и ему это нравилось.
Сидя в парке ему было что вспомнить. Потом болезнь начала постепенно набирать обороты, и к середине лета добраться до лавочки уже не было сил. Глядя на свои худые руки, Дей думал, что надо бы хоть что-то написать, но мысли не шли, и каждый вечер, закрывая глаза, он обещал себе, что уж завтра точно хоть строчку да напишет. Наступало завтра, и приходила дикая боль, которая выгибала тело, вытесняла из него душу, прогоняла из головы разум. Становилось страшно от того, что он закроет глаза и не откроет их больше никогда. Боль подло проникала везде и сжимала мир вокруг до размеров солнца, которое невозмутимо светило в окно, не давая покоя.
Дейдара всегда терпел столько, сколько мог, но рано или поздно наступал предел, и с его искусанных губ срывался тоскливый крик. Вокруг все сразу наполнялось суетой, запахами и уколами, которых он совершенно не чувствовал. Боль отступала, пряталась, притуплялась под натиском впрыснутого в кровь лекарства. Оставалось полное бессилие и белый потолок с тоненькой, словно ниточка, трещинкой. Он знал ее наизусть, потому что смотрел на нее мучительно долго, боясь пошевелиться и этим нечаянным движением спугнуть наступивший покой.
К концу лета он уже не мог вставать с постели. Теперь даже речи не было о том, чтобы пойти в парк. Гнедые сосны, широкая лавочка и река с невидимым лугом за ней остались только в памяти. Дни вытянулись в смазанную картинку. Дей помнил только утро, потому что был рад, что еще один день у него все-таки есть. И помнил вечер, потому что не знал, будет ли следующий день. Он уже не мечтал о том, чтобы написать что-нибудь. Исписанные тетрадки в клеточку сиротливо лежали аккуратной стопкой в тумбочке. Реальность часто исчезала в беспамятстве. Когда он приходил в себя, то подолгу не мог понять, где находится. Мысли путались все чаще, и он вдруг понимал, что именно сейчас способен заплакать, истерично зареветь, размазывая слезы по щекам.
Его искусство было его мечтой. У его искусства нет ценителей, потому что оно было только его и ничье больше. Искусство, творчество... К чему теперь все это? Он знал, что не оставит ничего после себя, кроме этих тетрадок, которым дорога в мусор. Во вселенной ничего не изменится с его уходом. Мир огромен, и ему нет дела до каждого существа населяющего его.
По существу у Дейдары и не было никогда жизни как таковой. Он ее придумал от начала до конца. Живое воображение дополнило недостающие элементы. Немного обидно, но верно говорят, что нельзя потерять то, чего у вас никогда не было.
Пространство для Дейдары теперь ограничено правильным квадратом больничной палаты, шторы плотно задернуты, лампочка заменяет солнце. Лампочка, как и солнце, не вечна и она потухнет, как его жизнь. Только не гасите ее раньше времени, она погаснет сама…
Вот только в шапку нужно было AU и ООС выставить