Работа №2

[naruto-festival]

Название: Дорога – домой
Персонажи: Наруто – основной. Саске, Сакура, Менма, Джирайя, Лис, совсем немного Какаши. Упоминания дядь и теть из канона и одной ОЖП.
Тип: джен
Рейтинг: PG
Жанр: символизм, местами ангст, драма
Количество слов: 3369
Дисклеймер: отказываюсь от всего, что принадлежит дядьке Кишимото
Вытянутая фраза: «Я верю, что Бог создал мир за шесть дней, и на седьмой он создал тебя, чтобы ты меня раздражал.» The Big Bang Theory
Саммари: Всем хочется иметь то, чего у них нет или не было. Особенно – маленьким бездомным щенкам. Например, таким, как Наруто.
Авторские примечания: Присутствуют: авторское видение – в большом количестве, странный стиль, двусмысленности. Автор признает, что он – идиот.
Размещение: с разрешения автора

Фанфик был написан на Осенний фестиваль

- Если ты уйдешь, я останусь совсем один. Ты понимаешь?
- Да.
Они смотрят друг на друга напряженно и почти настороженно. Почти как враги.
- Но я должен отомстить. Ты знаешь, – продолжает Учиха.
Узумаки знает. Он отворачивается и смотрит на лес.
- Мертвым месть ни к чему, – туманно говорит Наруто и отступает.
Учиха разворачивается и уходит, теряясь в лесной темени.
Наруто недолго стоит, и зверь в нем рычит недовольно и бушует яро, не имея возможности выплеснуть злость. Чакра течет по пальцам и позвоночнику, выливаясь сквозь поры, смешивается у ног и закладывает уши звоном – «круши, ломай».
Наруто врал, говоря, что останется один. Он сжимает и разжимает кулаки, смотря, как перекатываются капли чакры на пальцах. Сзади его за плечо дергает на себя неизвестно откуда взявшийся Какаши, а в лесу мелькают тонкие тени. Но Наруто плевать на все и вся вокруг, он передергивает плечами, стряхивает с пальцев чакру, и та шипит недовольно.
Окружающий мир воспринимается невозможно остро, обостренно, даже болезненно. И Наруто сейчас – не человек, не животное, а – один сплошной инстинкт, на ножках и с кунаями.
Он вырывается из рук Какаши, отбегает на безопасное расстояние, а чакра шлейфом тянется за ним по земле и рычащим голосом зверя радостно шепчет, занимаясь огнем на короткой траве, – «привет! давай дружить?».
Какаши смотрит на него непонимающе, слегка растерянно, а очнувшись, весь подбирается и готовится – защищаться, атаковать?
Теперь уже Наруто смотрит неверяще, хмурится, опуская руки – все перепачканные сгустками чакры, отступает еще на шаг и застывает. Его взгляд мечется, словно он пытается уследить за чем-то очень быстрым, потом он оборачивается и беспомощно вглядывается в лес за монументом Мадары. Какаши бросает в том направлении короткий взгляд, но ничего не замечает – там ничего нет.
Наруто выдыхает осторожно, вздрагивает всем телом, будто от накатившей дрожи, и всхлипывает. Он подносит руки к лицу, утыкается в них, вдыхая, чакра разъедает его кожу в отместку за молчание, смешивается с кровью и капает, просачиваясь между пальцами, капает, капает – тяжелыми темно-алыми сгустками.
Зверь кричит, громкое раскатистое эхо проходится от его рычащего голоса, зверь скребется, прося выпустить, как щенок у двери квартиры, зверь беснуется в клетке из деревянных, ненадежных прутьев, выпрыгивая на решетки из темных углов, просовывая лапы в прорези и рассекая воздух когтями. Зверь беззастенчиво хохочет, запрокидывая голову и прижимая уши, зверь царапает когтями пол клетки – так он рад.
Наруто отнимает ладони от лица, и Какаши видит, что кожи почти не осталось, а та, что не исчезла, висит клочьями, как продранная кошками занавеска, и кровь течет по шее, падает темными почти-кусками, а глаза Наруто выделяются синими, яркими стекляшками среди красных тонов. Чакра поползла по руками Наруто вверх, по плечам, шее, к лицу, любовно огладила щеки, перемазываясь в крови, и впиталась, наращивая кожу, зазвенела нежной трелью, будто бы извиняясь, зашептала-заговорила мягким, раскатистым голосом зверя – «я люблю тебя! давай убьем кого-нибудь?».
Наруто мотает головой – «нет-нет, ни за что». Встряхивает руками, пытаясь отделаться от чакры, ему страшно до жути, а Саске ушел. Чакра слетает с него ошметками, кусками, сгустками, тяжелыми, налитыми каплями и, на прощание снисходительно прозвенев, исчезает, испаряется, словно и не было.
Какаши бросается к Наруто, хватает его за плечи и трясет, как тряпичную куклу. Но Наруто все равно, его все еще трясет, он дрожит, из глаз текут слезы, ему все еще – до безумия страшно. Какаши не успокаивает его, ему важно знать, все ли теперь хорошо – под контролем ли Лис, где Саске, догнал ли его Наруто, нет ли у Узумаки ран – доживет ли Наруто до прихода медиков. И самое главное, можно ли возвращаться в деревню – безопасен ли Наруто.
Зверь затихает в темном углу своей клетки, там, где его не видно, улыбается хитро, щуря красные с вертикальным зрачком глаза. И сидит там, пока всхлипы Наруто не превращаются в глухие рыдания, перемежающиеся с истеричным смехом. Какаши не успокаивает его, он дает ему пощечину, чтобы привести в чувство, Наруто смотрит на него осоловелым взглядом голубых глаз и отключается.
Зверь ухмыляется, выходит из темноты, усаживается перед решеткой клетки, склоняя голову на бок, как огромный щенок-переросток. Зверь смотрит сочувствующе, совсем без жалости, будто переживает.
- Иди сюда, малыш. Я тебя успокою, – говорит зверь тихо.
Он ложится и укладывает голову на скрещенные лапы, словно ждет, что погладят за ушами и потреплют по холке.
Он ведет себя так, как вела бы обычная собака. Обычная, любящая хозяина собака. Такая, какой у Наруто никогда не было, и о какой он всегда мечтал, еще в ту пору, когда был уверен, что родители заберут его на Рождество или в день рождения.
Наруто делает несколько шагов, неуверенно, словно сомневаясь, а потом уверенно преодолевает расстояние до решетки, но у прутьев внезапно замирает и смотрит потерянно и беспомощно. На самом деле – щенок здесь он, Наруто, маленький, беззащитный, бегающий от одного человека к другому, прося ласки, и непонятливо моргающий, когда вместо поглаживаний между ушами получает тычок под ребра, бездомный. Ему всего тринадцать, и он пойдет за любым, кто расщедрится на ошейник и забавное прозвище.
- Иди сюда. Не бойся, малыш, я не обижу. Помогу, – снова обращается к нему зверь. – Хочешь, я помогу вернуть твоего друга?
Наруто прислоняется к прутьям, нерешительно топчась на месте.
- Иди же, – повторяет зверь. – Я сделаю все, что захочешь. Буду о тебе заботиться. Я хочу о тебе заботиться, – Наруто удивленно смотрит на зверя, но тот не останавливается, продолжает: – чего ты хочешь, малыш?
Зверь смотрит на него внимательно, навострив уши, будто, и правда, не хочет пропустить, что же Наруто ответит.
Наруто не отвечает. Молчит долго, впившись пальцами в деревянные прутья, только зверь не нападает, все так же внимательно наблюдает. И Наруто, не сдержавшись, срывается с места, проскальзывает сквозь прорези решетки, подбегает к огромной морде зверя, обнимает его, зарываясь пальцами в рыжий мягкий мех и чувствуя щекой его влажный нос.
- Домой, – говорит Наруто, поднимая взгляд. – Я хочу домой. Пожалуйста.
- Хорошо, малыш, – говорит зверь, улыбается и осторожно подвигает его лапой к своему теплому боку, приобнимая.
Уставший Наруто быстро засыпает, убаюканный и пригретый.
А зверь скалится в ухмылке, чуть видно, и хитро сверкает алыми щелками сощуренных глаз.
Им двоим – и зверю и Наруто – в большой клетке с деревянными прутьями – сейчас хорошо.
***
- Ты веришь во что-нибудь? – спрашивает Наруто, развалившись на траве. – Или в кого-нибудь?
- О чем ты?
Они с Учихой только закончили тренировку, и сейчас не спешат возвращаться по домам.
- Ну, знаешь, демоны, русалки, драконы и все такое, – разводит Наруто руками.
Саске хмыкает насмешливо, качает головой:
- Нет, дебил, я же не такое суеверное чудовище, как ты.
Наруто молчит не долго, не обижаясь, но и не зная, что бы такого умного сказать в ответ.
- Ладно, – через некоторое время покладисто произносит он. – А в Бога веришь?
Саске, кажется, удивляется такому напору, потому что не отвечает сразу же, а сначала задумчиво теребит длинные травинки.
- Нет.
- Что? Почему? – тут же изумленно вскидывается Наруто.
Саске вновь хмыкает и не отвечает, но разобравшийся недавно в его физиономиях Наруто уверен, что Учиха сейчас, наверняка, рассмеялся бы, если бы не был мстителем и такой пафосной задницей.
- С чего вдруг такие интересы, Узумаки? – насмешливо спрашивает Саске вместо ответа, щуря на заходящее солнце глаза.
- А, это. Вспомнилось что-то. Ирука нас спрашивал, когда мы еще в Академии учились. Ты тогда болел.
Саске удивленно смотрит на него, не таясь и не играя в «угадай эмоцию», но не спрашивает, почему Наруто помнит, когда он болел, отворачивается. А Наруто не отводит взгляд.
- Значит, хочешь знать, во что я верю? – неожиданно ухмыляется Саске, поворачиваясь лицом к Наруто.
- Ну да, – растерянно отвечает тот.
- Я верю, что Бог создал мир за шесть дней, и на седьмой он создал тебя, чтобы ты меня раздражал, – спокойно, не меняясь в лице, говорит Учиха, будто бы о погоде или правилах заточки кунаев.
Наруто молчит, долго, не зная, гневаться ли ему, врезать или спросить почему. Вместо этого он уточняет:
- Правда?
- Конечно, – серьезно отвечает Саске, и его пафосно-задническая натура выходит на свет, тут же прикрываясь кривой ухмылкой.
- Ладно, – снова покладисто говорит Наруто, так и не определившись. Усталость забрала все силы, и злиться уже не выходит.
Он подкладывает под голову руки и смотрит на темнеющее небо. Через несколько месяцев в такую же жаркую ночь, как эта, – Саске уйдет.
Учиха ложится рядом, и его темные волосы мягко щекочут кожу на сгибе локтя.
- Знаешь, я и в самом деле не верю в Бога, – говорит Саске тихо. Наверное, это единственный заменитель извинений, на который Наруто может надеяться, но ему хватает, он слушает, не перебивая. – Я верю в месть. Не в ее справедливость, но в то, что она принесет легкость, наверное. Может, покой? Возможно, она приведет меня домой.
Через несколько месяцев, в ночь, когда Учиха уйдет, Наруто будет биться в клетке из стен, ожидая возвращения вышедшего «на пять минут» Саске домой.
- Я тоже не верю, – говорит Наруто. – И в месть тоже. Может быть, в слова. И дом.
Наруто замолкает, чувствуя себя идиотом, не понятно с чего вдруг. Но Учиха не замечает, кажется, или просто не хочет воспользоваться моментом и опустить его ниже земляного червяка.
- Все в порядке, Узумаки, – тянет ухмыляющийся Саске, и в глазах его – понимание. – Мы всего лишь дети. Серьезные речи о религии для таких, как Гай или Ирука. Мы же – просто дети.
Наруто улыбается.
- Верно. Мы – дети.
***
- Было бы здорово жить вот так, если не вечно, хотя бы пару лет, – говорит Менма, довольно облизываясь после поедания пирожного.
- Как?
Наруто не поворачивается, а смущенно прячет трусы и все, что может показаться странным, в ящик, подальше от постоянно норовящего убраться там, где не надо, Менмы.
- Ну, ходить на миссии, встречаться с друзьями, драться просто так – не смертельно, есть сладкое, – Менма кидает быстрый взгляд на Наруто, – и рамен. А потом непременно, обязательно возвращаться домой. И чтобы тебя там кто-нибудь ждал. Или даже выбегал на встречу, беспокоясь и собравшись идти искать. И чтобы ругались, чисто формально, но с жаром, чтобы верить и улыбаться тайком. Чтобы как у нас с тобой.
Наруто замирает, не сложив в ящик какой-то сильно помятый годами и руками рисунок. Оборачивается, встает, распрямляется, и вещи, лежащие на коленях, рассыпаются по полу.
- Правда?
- Конечно, – улыбается Менма искренне, берет свою свирель и вытягивает из нее тонкую, мягкую мелодию звук за звуком.
- Ты хочешь, чтобы у нас был дом?
- А почему бы и нет? – говорит Менма.
- Но у тебя же, наверняка, есть семья, тебя ищут.
- Я не знаю, кем я был. Может, убийцей или… – Менма осекается. – Или ненужным ребенком. А здесь мне хорошо. Мне с тобой хорошо, Наруто.
Он поднимает на Узумаки взгляд, и Наруто идет к кровати, как завороженный, плюхается рядом. Так они и сидят, близко, соприкасаясь коленями и локтями, в тишине и темени, пока Менма играет.
- Я уверен, ты не убийца, – говорит Наруто, когда он заканчивает. – Они – другие. Но мой дом будет – нашим, пока ты этого хочешь. Пока ты сможешь быть в нем.
- Спасибо, Наруто, – улыбается Менма, и по щеке Наруто мазнуло чем-то мягким и теплым – толи чужими прядями, толи губами.
- Я… – Наруто запинается на полуслове и краснеет. – Спокойной ночи, Менма.
Он укладывается на футон на полу.
- Спокойной, Наруто, – откликается Менма, и играемая им мелодия стелется по комнате легкой колыбельной.
Дом Наруто был «нашим» ровно две недели. А потом – Менма взорвал себя.
***
- Извращенный отшельник, ты веришь в Бога? – спрашивает Наруто, когда до возвращения в деревню остаются считанные дни ходьбы.
- Что? – отвлекается Джирайя от писанины.
- Ты в Бога веришь?
- Нет, – тут же отвечает Джирайя и вновь углубляется в изучение свитка.
- Почему?
- Он не верит в меня, почему я должен верить в него?
- Почему ты думаешь, что он в тебя не верит?
- Потому что еще не построено ни одного борделя, где бы меня обслужили бесплатно.
- Если это случится, ты в него поверишь?
- Нет.
- Почему?
- Потому что это не чудо. Чудо – это если кому-нибудь удастся тебя заткнуть, – раздраженно говорит Джирайя, устало потирая переносицу.
- О, – Наруто запинается о корешок, торчащий из дерева. – Ясно.
- Прекрасно.
Они идут молча, пока не темнеет.
- Я верю в тебя, – тихо говорит Джирайя в спину идущему чуть впереди Наруто.
- Что? – откликается Узумаки.
- Я говорю, мы скоро придем домой.
- Да, – улыбается Наруто. – Мы. Скоро.
Джирайя умирает через несколько быстро пролетевших месяцев. И Наруто не было рядом. А за неделю до этого они ели мороженое – вместе.
***
Наруто приходит в себя не сразу, а рывками, будто поднимается по ступеням. Сначала он улавливает запахи, потом – постепенно – включаются звуки, а когда он открывает глаза – сознание не спешит уплыть. Он окидывает комнату взглядом, не поворачивая головы, и сосредотачивается на хитросплетении трещин на потолке.
Комната не большая, обычная больничная палата, Наруто в таких просыпается после каждой десятой миссии. Единственное, к чему он так и не привык – белизна стен и предметов. Белый цвет пугает Наруто, наверное, больше, чем смерть, потери и перемены вместе взятые, потому что это – словно растерять все, что было, что успел найти и спрятать в дальние, никому не известные ящики.
Он лежит на кровати, не вставая и не пытаясь заснуть, потому что проспит довольно долго, а вернуться в квартиру хочется как можно быстрее. К нему заходят, когда за окном расплываются ухмылками сумерки, а в палате включается свет.
- Проснулся? – спрашивает уставшая Сакура, плюхаясь на кушетку. – У нас завал, рук не хватает. Прости. Есть хочешь?
Она достает из карманов два яблока, всовывает одно в руки Наруто, а в другое вгрызается сама.
- Ты ведь помнишь, чем все закончилось? – спрашивает Сакура, не дожидаясь ответов и приветственных слов. Ей нужно выговориться, это видно, Наруто молчит, усаживаясь в кровати. – Тебе рассказать? Он вернулся. Помнишь?
Наруто кивает, но Сакура не обращает внимания, давясь соком и словами, торопливо выговаривает:
- Пришел под самый конец, гребаный герой. Где его носило-то раньше, спасителя?! Когда нас пытался убить, когда мы гонялись за ним то тут, то там, когда мы рыдали здесь ночами и… – она осекается, качает головой и горько продолжает: – где его носило?
Она обессилено вздыхает и прислоняется спиной к стене, она злится, наверняка, не спала несколько ночей – под глазами у нее темные круги, руки дрожат, и злость съедала ее все это время. Наруто вовремя проснулся, еще чуть-чуть – и ее захватила бы истерика.
- Он не один пришел, ты знаешь? – спрашивает Сакура, когда немного успокаивается, не смотря на Наруто. – С ним невеста. Или кто она там. И еще три человека – команда его. Нам замена.
Она плачет, Наруто замечает это не сразу, но все равно не знает, что ему делать. Он придвигается ближе к ней, обнимает за плечи, укачивает, как маленькую. Она ведь до сих пор – маленькая, четырехлетняя девочка, одинокая и беспомощная, которую обзывают и дразнят после занятий на заднем дворе Академии. Наруто гладит ее по спине, успокаивающе и без каких-либо подтекстов, убаюкивает и шепчет-напевает мягкую, детскую колыбельную, какую она сама пела ему лет в тринадцать – темной, кошмарной ночью, когда страшно было друг без друга, потому что – Саске ушел.
- Я видела его после, когда он с Какаши говорил, а он мне кивнул. Кивнул, представляешь?! – она смеется, со всхлипами, судорожно. – Просто кивнул. А я мимо прошла. Там Ино надрывалась, кого-то залечивая.
Наруто целует ее в макушку. Он не любит ее, а она не любит его, и они никогда не смогут забыться друг в друге. И это – хорошо. Наверное. Не будет глупостей – с беременностью, утренней рвотой и душевными травмами. У них и так слишком много шрамов для семнадцатилетних подростков.
- Он ведь нам не нужен, да? Мы и сами… – Сакура отстраняется. – Мы уже привыкли справляться сами, правда?
- Правда, – наконец, говорит Наруто. – Сами.
Она кивает – «верно».
- Я рада, что ты у меня есть, – выдыхает Сакура, сжимая его пальцы.
Они сидят в тишине, словно старики, которые общаются без слов, сидя в соседних креслах на веранде обычным ранним утром.
Дверь отворяется, когда за окном выпадают россыпью – первые звезды. Саске входит осторожно, но так, будто пришел в гости к другу после нескольких месяцев вынужденной разлуки. Так оно, наверное, и есть, но что-то неправильное режет по восприятию тонко и назойливо.
Сакура взвивается, высвобождаясь, прощается комкано – «мне пора, я зайду» и уходит. Она все еще зла и обижена, наверняка, бедная маленькая девочка. Но Учиха никогда не извинится перед ней, прямо, смотря в глаза, держа за руки, так, как она мечтала, – никогда, и то, что он придерживает за ней дверь и смотрит в след, ожидая, что она обернется и вернется – простит – скорее всего, единственное, на что она может рассчитывать.
Саске отпускает дверь, проходит и опускается на кровать, на место Сакуры.
- Привет, – говорит он и смотрит внимательно за реакцией. – Я вернулся, Наруто. Я вернулся домой.
Наруто качает головой.
- Да, я вижу.
Саске вряд ли до сих пор мститель, но пафосная задница и засранец до сих пор.
И он вернулся не домой. Не в их с Наруто – дом.
***
Девушка, с которой пришел Учиха, – черноволоса и черноглаза, стройна, красива и язвительна. Наруто перебрасывается с ней всего парой фраз и поражается, что она не очередная шаринганистая родственница Саске. Хотя в скором времени это исправится – тут же поправляет себя он.
Саске быстро улаживает все проблемы с Хокаге, старейшинами, и все пятеро – теперь уже конохавцев – поселяются в его старом доме.
Месяцы текут и текут, и кажется, скорее, что мир застыл, потому что ничего страшнее пропадающего алкоголя Цунаде в деревне не происходит. Вообще.
А потом жаркой ночью, какие Учиха специально, наверное, выбирает для своих побегов, Саске приходит к нему в квартиру.
- Я ухожу, – говорит он серьезно.
Наруто хихикает, потому что – ну, сколько можно уже, правда?
- Не мстить, – успокаивает Саске. А Наруто смеется уже в голос. – Здесь нам не особо рады, – почти удивленно говорит он, и такая наивность даже очаровательна, но больше смахивает на самоуверенность, и за этим вновь скрывается пафосно-задническая натура.
Саске замолкает, и Наруто через какое-то время тоже, отсмеявшись, наконец. Эта тишина уютна, но неправильна, как будто они вернулись в детство, лежат сейчас на траве после тренировки и все хорошо, и у них есть свой дом.
- Это… знаешь, из-за Итачи, – Саске ломает уют так же легко и бесстрастно, как чужие кости. – Я не умею прощать. Ты знаешь.
Наруто знает – совсем не умеет.
Они сидят еще немного, и Саске уже собирается уходить, когда Наруто спрашивает:
- Она привела тебя домой? – он поднимает взгляд и смотрит в черные, матовые глаза Учихи. – Месть.
- Нет, – Саске качает головой. – Она привела меня к семье. А уж с семьей я найду дом.
Наруто кивает, и Саске, постояв недолго, уходит, теряясь в темноте – почти как в темени леса в прошлый раз.
Их детская влюбленность с Учихой – такая же глупость и наивность, как любовь Наруто к Сакуре и Сакуры к Саске. Он не осознавал этого тогда, в детстве, а сейчас понимает и, наверное, поэтому не бьется в клетке из стен.
История не повторяется.
***
- Ты веришь в Бога? – спрашивает Наруто, откинувшись на теплый бок зверя и лежа, закинув за голову руки.
- Что? – спрашивает зверь, заходясь лающим смехом. – Ты понимаешь, у кого это спрашиваешь?
Стены немного дрожат, а чакра – рыжая, теплая – укрывает сверху, как одеялом, звеня тонкой, мелодичной трелью.
- Да, – спокойно кивает Наруто. – Ответишь?
- Нет, малыш, – ухмыляется зверь. – Не верю. Я демон. Помнишь?
- Это мешает тебе верить?
Хвост зверя отгоняет чакру, как надоедающих мух, и та замолкает обиженно, бурля у стен, но не подбираясь. Зверь обнимает Наруто хвостом.
- Нет. Но мне нет смысла в него верить.
- Почему?
- Я не буду им спасен, – хмыкает зверь.
Наруто кивает снова.
- Ладно, – соглашается он. – А если тебя спасу я, я стану твоим Богом?
Зверь улыбается, и его красные глаза смотрят лукаво.
- Ты хочешь, чтобы я любил тебя еще больше?
Наруто улыбается, качает головой, а вслух произносит совсем другое:
- Возможно.
Они молчат, спокойно и легко, как семья.
- Когда мы попадем домой? – спрашивает Наруто.
- Скоро, – говорит зверь. – Но…
- Но?
- Ты должен снять печать с моей клетки.
- Печать? – ужасается Наруто. – Зачем?
- Не доверяешь мне, – зверь ухмыляется, понимающе скалясь.
- Нет, доверяю, просто…
- Просто?
Они улыбаются одновременно, и Наруто мнется прежде, чем ответить:
- Я… и ты…тут… и мы вместе… – невнятно выговаривает он.
- Ясно-ясно, не хочешь мной с другими делиться?
- Ну, в общем, – неуверенно тянет Наруто. Он все еще маленький щенок, который ревнует своего нашедшегося хозяина ко всему вокруг.
- Все хорошо. Сделаешь это, когда будешь готов, малыш.
- Нет. Я хочу домой.
Наруто встает, выпутываясь из хвоста зверя, и идет прочь из клетки, останавливается перед решеткой, поднимая голову и вглядываясь в простой белый лист, который отделяет его от дома.
Зверь садится, улыбается – клыкасто, по-собачьи, щурит глаза с вертикальными щелками.
- Ты сам-то веришь в него? – насмешливо спрашивает зверь, и раскатистое эхо прокатывается по стенам. – В Бога.
Зверь замирает – предвкушающее, нетерпеливо, почти азартно.
- Зачем? У меня теперь есть дом.
Печать – тонкий белый листик – падает на пол, сгорая.
Зверь делает шаг из клетки.