Работа №11

[naruto-festival]

Название: Братья
Пейринг | Персонажи: Сай, Инузука Киба, упоминается команда номер семь
Жанр: ангст, hurt/c omfort, вселенский смарм (?)
Рейтинг: G
Дисклеймер: Кишимото, давись порохом.
Саммари: Война закончилась, но Сай никак не может прийти в себя после неё.
Предупреждение: Каждый фанфик подразумевает ООС.
Авторские примечания: Видение войны и времени восстановления после неё никак не связано с одним из опенингов Шиппудена. Увидела, что похоже, только тогда, когда уже всё было написано. На эту тему вообще можно было написать что-нибудь большое, длинное и красивое, но хорошая мысля, как говорится, приходит опосля.

Фанфик был написан на Мартовский Фестиваль

Долго, долго приходится лететь вниз, задыхаясь оттого, что слишком много воздуха набивается в лёгкие, каждую секунду полёта думая о том, что в конце ждёт смерть – жёсткая, твёрдая и неприветливая земля. А то и колючка какая-нибудь. Но стремительный полёт закончен, война выиграна, поэтому вместо земли их встречает вода, много воды – синей и чёрной, холодной, неприятно вязкой. Сквозь её толщу нужно пробираться наверх, к ослепительному солнцу, к свежему воздуху, к привычному укладу жизни. И внутри, и снаружи приходится всё восстанавливать: складывать мысли и кирпичи один к одному, возводить заново дома, что были сровнены с землёй, и самого себя тоже собирать заново.
Коноха разрушена, нет в ней ни одного дома, ни одной собачьей будки, которая не требует если не полного восстановления, то хотя бы капитального ремонта. Стоят обугленные столбы-подпорки среди куч из щепок, покорёженных и оплавленных металлических деталей, осколков стекла, которые не вызывают и мысли о том, что были когда-то уютным и тёплым домом. Всюду пахнет краской, днём слышится непрекращающийся стук молотков, визг пил, чьи-то голоса. Просыпается селение, возвращаются его жители к обыденной жизни, и, пока пробираются к свету через синюю толщу воды, забывают о страшном и головокружительном полёте вниз.
Сай, как и все жители селения, трудится на его благо: каждый день с семи утра и до позднего вечера проводит с каким-нибудь инструментом в руках, потому что считает это своим долгом. Он не знает, хочет ли работать, не знает, рад ли окончанию войны, потому что не пришёл ещё в себя и не может точно сказать, где он и что он. Вернулась пустота, вернулась покорность судьбе, всё: эмоции, желания, его собственное «я» – было стёрто победой, как словами учителя в «Корне». Каждый новый день был теперь точной копией предыдущего; Сай никак не мог вернуться к нормальной, человеческой жизни.
Горел июнь. Солнце, разогнавшееся за весну, нещадно лило на землю свой белый свет, разогревало всё вокруг так, что ни к чему нельзя было притронуться. Работа шла медленно, бутылок воды, вылитых на головы одуревших от жары строителей, было больше, чем забитых гвоздей и вставленных в рамы стёкол. Пока добровольцы изнемогали от жажды и невиданных температур, Сай сидел в своей комнате. Он не считал своим долгом умереть при постройке нового дома от перегрева, поэтому решил выходить на работу поздним вечером, когда все уже расходятся. Толком тут, конечно, ничего не сделаешь, потому что темно, но зато не жарко и никто не мешает ему делать своё дело. Кроме него желающих работать ночью нашлось немного – мало кому хотелось прибить свой палец к крыше или оступиться на лесах в темноте.
Красный закат и лёгкие розоватые облачка на горизонте обещали долгожданный дождь, от раскалённой за день остывающей земли веяло жаром, от деревьев, чьи тусклые листья уже успели покрыться пылью и поникнуть, - унынием. Улицы пустели, люди разбегались по домам и временным жилищам, чтобы, наконец, прилипнуть к вентиляторам и никогда от них больше не отлипать. Не у всех они были, разумеется, поэтому другие, как Сай в течение всего дня, обмахивались веерами, книжками и всякими бумажками до хруста в запястье. Те, кому было лень, открывали все окна и двери, ложились на пол, раскинув руки и ноги, и лежали так, мечтая о красивом, белом, круглом и тихо жужжащем вентиляторе.
Когда солнце, наконец, уцепившись в последний раз за горизонт тонким и щуплым лучиком, свалилось в темноту, Сай вышел из дома. Издалека казалось, что там, где он сейчас собирался работать, никого не было, и Сай вздохнул с облегчением. Но, к сожалению, как только он забрался на крышу, все его мечты о тихой ночи, высоком небе, одиноком дятловом стуке молотка были бесцеремонно разрушены, раздавлены, раз… В общем, не дано было им стать явью.
- Привет! – широко улыбнулся Инузука, махая ему свободной рукой, выплюнул на ладонь зажатый до сих пор в зубах гвоздь и хохотнул: - Что молчишь-то? Не написано в книжечках твоих о том, что надо говорить, если ночью встретишь на крыше шиноби с молотком?
- Из нестандартных только про женщину с пустыми вёдрами, - чистосердечно ответил растерявшийся и расстроенный Сай.
- А ты импровизируй, не всё же по книжке общаться. Книга – не начальник, за вольнодумие не побьёт и оклад не сократит.
- Какой оклад?
Киба задумался, очевидно, пытаясь подобрать красочный и запоминающийся пример, но в голову ему почему-то лезли мысли только о собаках. Наконец, он придумал и расслабленно принялся за прерванную работу, деловито поправив на лбу фонарик.
- Если по книге всё будешь делать, то это, считай, будто на тебя автор её гендзюцу наложил, - забубнил он, набрав полный рот гвоздей. – А он скажет – назови Учиху Мадару старым маразматиком в лицо, чтобы доказать, как сильно дорожишь дружбой такого-то – ты послушаешься?
Сай, не зная, что ответить на это, сел недалеко от него на ту часть крыши, которая не была ещё покрыта железными листами, и стал следить за тем, что делает его собеседник. Потом, почувствовав себя от безделья не в своей тарелке, сам принялся за работу.
- Хотя, собственно, кому я это говорю? Ты же из «Корня», а там вас иначе и не учили.
- Я больше не хочу так, - ответил Сай.
Он помнил, как когда-то давно, ещё до войны, ему было хорошо, спокойно, потому что новая команда номер семь была цела, и он мог с Наруто и Сакурой говорить свободно, практически не задумываясь о том, правильно ли то, что он говорит. Туда хотелось вернуться, там хотелось жить, а не здесь, где этим двоим до него и дела нет: Сакура работает в госпитале, а Наруто вместе с Какаши вообще в другой стране. Поговорить не с кем. В смысле, на чистоту, искренно, о том, что волнует, а не о том, о чём надо говорить.
- Тогда давай поговорим, а то мне что-то скучно так одному стало.
- О чём? – вежливо спросил Сай.
- Сам придумай.
Услышав такой ответ, Сай чуть было не ударил себя молотком по пальцу. Заволновался он как перед ответственной миссией, потому что с Кибой до этого был почти незнаком, а свободно общаться научился только с членами команды номер семь.
- Почему ты это делаешь, - Сай кивнул головой, указывая на коробку с гвоздями. – Зачем тебе это?
- Потому что хочу, - просто ответил Киба. – А ты?
- Разве не потому, что так делают все?
- Странный ты какой-то. Наруто говорил мне, конечно, - он с сомнением посмотрел на Сая. – Неужели ты делаешь это не потому, что хочешь?
- Я это делаю потому, что мне будет неудобно, если я этого делать не буду. Ведь все делают.
Инузука изумлённо чихнул, отложил молоток в сторону, выплюнул гвозди и молча воззрился на своего собеседника. Ему этого было не понять. Он практически всё делал лишь под действием желания, лишь будучи увлечённым, и только в самых крайних случаях – потому, что надо. Даже врагов он на войне убивал из желания защитить близких и друзей, что уж говорить обо всём остальном. В каждом занятии он находил что-то особенное, привлекающее его, и эта деталь исключала всякую возможность халтуры и наплевательского отношения к делу. Так и сейчас он помогал кому-то, понимая, что кто-то сейчас помогает или потом поможет ему. И Киба хотел сделать свою работу как можно лучше, как можно качественнее, чтобы потом сказать самому себе: «Молодец! Хорошо поработал!». То ли для себя, то ли для других, то ли для всех разом – но работать хотелось, это было приятно, особенно сейчас, после полутора лет беспрерывной погони за кем-то, резни, сражений и потерь. Киба с удовольствием плыл к поверхности, постепенно, не торопясь, поэтому сейчас совершенно не мог понять этого странного Сая, у которого даже не было желания плыть.
- А кто для тебя эти «все»? – вдруг спросил Инузука.
- Жители деревни, - не задумываясь, ответил Сай.
- И кто для тебя эти жители деревни?
Сай задумался. Он перебрал за пару минут много слов – возвышенных и не очень, - но ни одним из них нельзя было объяснить его отношения к жителям деревни. Они были отдельно от него, или, вернее, он не был их частью, а выразить словами то, чего понять не в состоянии, очень сложно. В книге не было главы о том, как понять всех, хотя и была глава «Как всем угодить», но угодить и понять – вещи, которые друг с другом вообще никак не вяжутся.
- Я не знаю.
- Ладно, - усмехнулся Киба. – Тогда как считаешь, кто для меня Акамару?
- Домашний любимец? Друг?
- Ха-ха, ну ты и сказанул! Домашний! Он в двери-то с трудом теперь проходит – какой домашний? – белые зубы Инузуки то и дело мелькали в темноте – он улыбался, не в силах был стянуть улыбку обратно. – Друг? Не-е-ет, Акамару мне больше, чем друг. Он мне почти как брат. Да, да! – закивал он, заметив тень сомнения на лице Сая. – Мы с ним вместе столько всего повидали - с самого детства вместе были. И Академию с её учителями, и экзамен чуунинский, и чёртового Саске, и войну эту…
- Братья не по крови, а по духу, - сказал Сай.
- Именно. И люди эти, с которыми мы теперь вместе пытаемся забыть о чувстве войны – а ведь оно есть, это чувство, я знаю, - тоже мне как братья. Другого слова и не подберёшь. Понимаешь теперь?
- Наверное, - в голосе его звучало сомнение.
- Они такие же, как ты – люди, прошедшие эту войну, страдавшие не меньше твоего, трудившиеся до кровавого пота. Неважно, кто из них был на линии фронта, а кто не был, сейчас мы все вместе выбираемся из этой ямы, хотя некоторым и кажется, что по отдельности. На самом деле ты не один, да и на команде твоей свет клином не сошёлся, - скороговоркой проговорил Инузука, замолк на время, а потом вдруг оживлённо воскликнул: - Ну я и горазд болтать! Ты это, меня не слушай, делай, как тебе хочется. Сестрица моя однажды мне такие лекции читала – так я чуть не уснул. Единственное, что осталось после её разглагольствований, так это синяки – она меня била, чтобы я не спал. Умные слова ни на кого не действуют сильнее, чем то, что здесь.
Киба ткнул пальцем в грудь Саю. Он открыто улыбался, сверкая клыками, в глазах светился восторг – очевидно, Инузука сам только что сделал для себя огромное открытие. Всё было просто, но очень сложно. Сай ему в ответ тоже слабо улыбнулся, чувствуя, как то самое, которое сидит у него в груди, тянет уголки губ вверх. Стало легче, и одиночества больше не хотелось, и работа перестала казаться долгом – всё это было так легко, практически неуловимо, как будто невидимая птица пролетела мимо, коснулась головы своим длинным хвостом. Но, несомненно, стало легче.
- Братья, значит, - задумчиво повторил Сай через несколько минут, осторожно постукивая молотком. – Хорошо всё-таки, что в Конохе ни одного Учиха не осталось.
На следующий день Сай купил себе круглый, красивый, тихо жужжащий вентилятор и окончательно успокоился. Поверхность была уже близко, а вместе они уж точно как-нибудь до неё доберутся.
«Так ведь, брат?»