Название: Отчаяние
Персонажи: Цунаде, Сакура, Джирая, Орочимару, Наруто, Саске
Тип: вообще говоря, как по мне так джен, но элементы гета и сенен-ая присутствуют
Рейтинг: G
Жанр: драма
Количество слов: 9 188
Дисклеймер: Masashi Kishimoto
Арт: i3.imageban.ru/out/2012/09/01/ec2c2847c1124ee9e...
Саммари: Две разбитые команды. Две души захваченные отчаянием и одна надежда на спасение
Авторские примечания: если факт противоречит концепции тем хуже для факта (так Орочимару скорее мертв, чем жив, а последний разговор между Цунаде и Джираей претерпел некоторые изменения) и да, Киши меня не кусал, но флешбеков мнооого)
Размещение: запрещено
Фанфик был написан на Сентябрьский фестиваль
читать дальше
Персонажи: Цунаде, Сакура, Джирая, Орочимару, Наруто, Саске
Тип: вообще говоря, как по мне так джен, но элементы гета и сенен-ая присутствуют
Рейтинг: G
Жанр: драма
Количество слов: 9 188
Дисклеймер: Masashi Kishimoto
Арт: i3.imageban.ru/out/2012/09/01/ec2c2847c1124ee9e...
Саммари: Две разбитые команды. Две души захваченные отчаянием и одна надежда на спасение
Авторские примечания: если факт противоречит концепции тем хуже для факта (так Орочимару скорее мертв, чем жив, а последний разговор между Цунаде и Джираей претерпел некоторые изменения) и да, Киши меня не кусал, но флешбеков мнооого)
Размещение: запрещено
Фанфик был написан на Сентябрьский фестиваль
читать дальше
Отчаяние
Под ударом Цунаде-сенсей земля вздрагивает и взрывается грозным рыком боли. Поражающая мощь удара потрясает, как никогда: взмывают вверх, желающие отомстить обидчику, земляные плиты, покрытые нежной, весенней травой, блестящей в лучах солнца и вовсе не осознающей масштабы происшедшего, обрекшего её, на неминуемую гибель.
Сжимающая кунай Сакура с отчаянием смотрит на рушащееся прямо перед ней могучее дерево - цель её прыжка. Она сглатывает горькую слюну и ей кажется, что отчаяние на вкус должно быть вот именно таким, а в следующую секунду, она начинает падать, успевая только подумать, что ей не дано погибнуть, как траве, купающейся в лучах солнца и избавленной от ощущения этого горького и опустошающего отчаяния...
Сакура вздрагивает, когда, за несколько сантиметров до земли, её сжимают руки Цунаде-сенсей – её ногти больно впиваются в кожу, а волосы в момент приземления на нетронутом, чудом спасшемся участке земли, укрывают Сакуре лицо. От них пахнет лесом, а ещё совсем слегка саке, которым Цунаде-сенсей порой увлекается не в меру.
- Что ты творишь?! – её громкий и властный, как и полагается Хокаге, голос приводит Сакуру в чувство и заставляет сесть, ощущая усталость и боль во всем теле.
- Мне… мне очень жаль, - смотря на свои исцарапанные колени, говорит Сакура. – Мне, правда, очень жаль, Цунаде-сенсей!
- Да что с тобой? – свой вопрос, проникнутый волнением, Цунаде подкрепляет крепкой хваткой на плечах, вынуждающей Сакуру поднять голову.
- Вы… - Сакура отчаянным усилием воли загоняет все ненужные мысли и чувства, вырвавшиеся в таком неподходящем месте и в такое неподходящее время, обратно - в недоступные внешнему миру глубины души, и виновато улыбается: - Вы верно разочарованы отсутствием у меня способностей к «необходимому отступлению»?
Цунаде сводит светлые брови к переносице и строго спрашивает:
- Что это ты себе навыдумывала? Думаешь, я взяла тебя в ученицы только из-за твоих способностей?
Сакура удивленно расширяет зеленые, удивительно гармонирующие с весенней зеленью, глаза и с легкой запинкой спрашивает:
- А разве… нет?
Сакура думает о своей заметной, всю жизнь выделявшей её от прочих, способности контролировать чакру. Способности столь необходимой для ниндзя-медика и мастера сильнейших ударов. Способности, из-за которой её и взялась обучать Цунаде-сама?
- Нет, разумеется, - Цунаде вздыхает и выпускает из рук плечи Сакуры. – Не стоит тебе путать меня с Орочимару.
Сакура слегка вздрагивает, услышав ненавистное имя, и сглатывает горечь отчаяния, вновь появившуюся и грозящую затопить все внутри.
- Это ему вечно подавай в ученики таланты или гении, - сообщает Цунаде, устраиваясь на траве и укладывая руку на согнутую в колене ногу.
Сакура смотрит на тонкую кисть и длинные пальцы с красивыми, коротко подстриженными, ногтями. Сакура смотрит на руку способную нанести удар такой невероятной, воистину сокрушительной силы. Сакура думает, скажет ли Цунаде что-нибудь ещё? Или предпочтет погрузиться в ставшее уже привычным недолгое молчание, необходимое для легкого отдыха? В конце концов, Цунаде не из тех, кто любит пускаться в воспоминания и говорить о прошлом. Кажется у неё была нелегкая судьба и может… может быть она тоже изведала отчаяние.
- Орочимару… - Цунаде произносит имя бывшего напарника, преодолевая какое-то внутреннее напряжение ясно звучащее в голосе. – Он, знаешь ли, считал, что бесталанный ничего не сможет достичь, а если таланта мало то за обучение не стоит и браться. – Цунаде вертит нежную травинку и слегка усмехнувшись, цитирует: - «Я не хочу плодить посредственности» - так он говорил…
« - Только и можешь, что заметить раскрытый «павлиний хвост» да броситься вытаскивать его обладателя на публику, - Джирая с силой хлопнул ладонью по столу так, что несколько бутылочек саке, всхлипнув, подпрыгнули над ним. – А вот Я, - лицо Джи расцвело пьяной, самодовольной улыбкой, - я, знаешь ли, сооовсем другое дело.
- Да неужто? – Орочимару оценивающе прищурился и подался вперед, складывая руки на столе.
- Вот-вот. Ты, знаешь ли, меня недооцениваешь.
- Хм, - Орочимару криво ухмыльнулся, вложив в легкий изгиб правой половины рта весь свой скепсис и изрядную долю издевки.
Джирая в ответ нахмурился и резко подался вперед оказываясь просто в неприличной близи от лица Орочимару, который, давно привыкнув к привычке Джи во всех спорах прибегать к физическим методам их разрешения, и бровью не повел, продолжая все так же ухмыляться.
Цунаде вздохнула, надеясь, что хоть в это раз дело обойдется без разрушения чужой частной собственности и баснословных выплат, к которым приходится присоединяться и ей потому как утихомирить этих идиотов мог только хороший удар, разрушающий все, что ещё выстояло перед их напором и натиском.
- Я, знаешь ли, могу предугадать хвост, - сообщает Джирая и снисходительно усмехается. – Ясно тебе П-Р-Е-Д-У-Г-А-Д-А-Т-Ь и раскрыть, и только после этого вывести его обладателя под яркие солнечные лучи и завороженные взгляды, смотрящие на чудные переливы зеленого, фиолетового, синего и оранжевого цветов, - Джирая устремил мечтательный взгляд, прозревая живописуемый пейзаж, разворачивающийся, судя по всему где-то над головой Орочимару.
- Он меня удивляет, Цу, - Орочимару откинулся на спинку стула. – Кто бы мог подумать, что он способен на такие… - ехидная ухмылка, - «павлиньи» выражения.
Джирая скорчил рожицу и картинно выдав:
- Ха-ха, - потянулся к почти полной бутылочке саке, стоящей перед Цунаде.
- Он просто не признавался тебе в любви, - хмыкнул она, вспоминая как минимум дюжину на редкость… «павлиньих» признаний. Право слово этому идиоту впору любовные романы сочинять!
- Сочувствую, - выдохнул Орочимару. Его голос был насквозь пропитан преувеличенным, фальшивым «пониманием».
- Мило с твоей стороны, - хохотнул Джи, сжимая плечо Орочимару в руке. Тот едва заметно поморщился не то от боли, не то от отвращения, а может и от всего вместе. – Она мне, знаешь ли, так и не сказала «Да».
Орочимару скривился, покрасневшее лицо Джираи и блестящие пьяным блеском, меланхолично прикрытые глаза, в ореоле пушистых белых ресниц, явно выдавали готовность своего хозяина пуститься в пространные излияния на тему: «Жестокость любви на примере меня и Химе». Не желая выслушивать подобных лекций Орочимару, к облегчению Цунаде, решил вернуться к предыдущей теме разговора.
- А как же ты понимаешь, что перед тобой «павлин», а? По каким признакам прозреваешь «хвост»?
Джирая по шире распахнул глаза, непонимающе моргнул раз-два, а затем, фыркнув, объявил:
- Желание. Истинное желание. Вот главный признак.
- Желание… - Орочимару ухмыльнулся. – Желание есть только у талантливых, а истинное желание так и вовсе имеется только у ГЕНИАЛЬНЫХ.
- Может и так, - Джираю довод оппонента ничуть не смутил и он в очередной раз, как следует, приложился к бутылочке саке.
Цунаде нахмурилась и скривила губы. Она категорически не понимала, как Джирая умудряется вливать в себя такое впечатляющее количество этой гадости.
- Но то желание, о котором ты говоришь и то, о котором я говорю – разные желание.
- Да неужто?
Джирая с важным видом кивнул и, отставив саке в сторону, взялся за объяснение:
- Желание, о котором ты говоришь, сродни необходимости. Оно идет изнутри и источник его находиться внутри. – Джирая хлопнул себя по темно-зеленой тюнинской жилетке в районе живота. – А то, о котором я распинаюсь, оно извне подпитывается эмм… источник его извне, понимаешь?
Орочимару оценивающе нахмурился, легкая ухмылка по-прежнему играла на его губах, но Цунаде явственно видела её фальшивость. Орочимару, кажется, всерьез задумался над словами Джираи.
- «Я заработаю тысячу ри ради тебя, любовь моя», - наконец, не без легкой издевательской нотки в голосе, выдал он. - Или вот ещё: «Я не отступлюсь и защищу деревню от врагов!» Ты ведь об этом?
Джирая кивнул. На его лице расплылась, чуть более обычного заметная, улыбка. Ему нравилось, что ублюдок Орочимару имеющий по всем вопросам противоположную позицию, тем не менее, всегда понимал, что именно он – Джирая имеет в виду.
- Ха, - победоносный клич огласил маленький, довольно шумный ресторанчик и Орочимару с самодовольным видом сложил руки на груди.
«Нашел-таки «неопровержимый» (Джираю с позиции не сдвинешь) довод в свою пользу», - мысленно отметила Цунаде и, протянув руку, подцепила, оставшийся на подносе, кусочек жареного кальмара, которого Джирая умял почти полностью - без помощи напарников.
- Джи, деточка, пора бы уже прекращать верить в детские сказки про «вечную любовь». Такого в этом мире попросту нет. Так что твоя концепция «истинного желания» чистой воды фантазия. Ничуть не более того.
- Спорим? – Джирая отрывисто подался вперед, протягивая Орочимару широкую ладонь, с едва заметным шрамом от укуса змеи последнего у большого пальца.
Орочимару задумчиво склонил голову на плечо, видимо решая, есть ли смысл вступать в это заранее выигранное пари и тем самым признавать пусть и только теоретическую, но все же становящуюся возможной, правильность мнения Джираи.
- Что взамен?
- Взамен? – Джирая, кажется, слегка растерялся.
- А взамен «желание», - пришла им на помощь Цунаде.
- Ха, мне нравится эта идея, Цу. Вот только, - Орочимару, уже протянувший Джирае руку, сжал пальцы, - ты не присоединишься?
Цунаде фыркнула, бросая взгляд на двух детсадовских идиотов, именующихся её напарниками, и твердо постановила:
- Нет.
- Что же это ты, не имеешь своего мнения на этот счет? – не унимался Орочимару.
- Имею. Но мне не хочется играть роль третьей лишней.
- Как скажешь, - Орочимару передернул плечами и пожал руку Джи, который не счел нужным сказать: «Ты никогда не будешь лишней, Химе».
- А каково… - Сакура запнулась, не зная стоит ли задавать странно задумчивой и словно бы даже печальной Цунаде свой вопрос. - А каково же ваше мнение, сенсей?
- Моё?.. – Цунаде едва заметно улыбнулась. – Что-то посередине. Я за баланс способностей и желания.
- «Плодите посредственности», – горько улыбнувшись, сказала Сакура под разом посуровевшим взглядом Цунаде.
- Не неси чушь. Гений о котором говорил Орочимару он, конечно, существует, но это редчайшая редкость – уникум, сравнивать с которым остальных совершеннейшая бессмыслица. Он исключение, а не правило.
Сакура, с секунду подумав над словами Цунаде-сенсей, осторожно кивнула в знак согласия.
- Как и тот о ком толковал Джирая.
- Думаете, он существует? – Сакуры задала этот вопрос голосом в котором тенью мелькнуло отчаяние.
«Орочимару стоит посреди огромной выжженной солнцем пустоши и улыбается. Цунаде больно смотреть на эту его знакомую ехидную улыбку насквозь пронизанную незнакомым безумием. Цунаде не понимает, как Джирая не видит, не слышит, никак не может понять, что случившееся не изменишь, что случившееся это не недоразумение, а закономерность. Что его источник не стихийная сила извне, а самая суть Орочимару - росшая, крепшая и вырвавшаяся наружу. Цунаде хватило три года для того чтобы это понять. Три года преследования, сражений, попыток вернуть в деревню и заставить раскаяться.
«Сарутоби-сенсей готов простить. Мы простим! АНБУ будут молчать, а жители деревни ни о чем не узнают!»
Цунаде улыбается, вспоминая эти свои речи. Цунаде помнит горькое отчаяние, постепенно овладевающее её сердцем, когда она понимает, что Орочимару не вернуть, когда она вспоминает прошлое и находит, находит слова и действия, предвосхищающие монстра перед ней. В конце третьего года Цунаде говорит, что вернуть ничего не удастся и надо бросать это бессмысленное предприятие, возвращаться в деревню и жить дальше.
Джирая в ответ темнеет лицом и говорит что-то про отчаяние.
Цунаде думает о погибшем Новаки, лежащем на холодном металле стола, о зияющих кровавых ранах обезобразивших его лицо и тело. Она думает о Дане, о его разметавшихся, выпачканных в грязи, светлых волосах и о крови, насквозь пропитавшей его тюнинскую жилетку. Последнее звено этой цепи их распавшееся трио, единственное, что ещё оставалось незыблемым в мире Цунаде и сейчас ей просто нужно признать, что спасти его не удастся, как не удалось спасти Новаки, как не удалось спасти Дана. Ещё один фатальный случай и пустота в душе заполняющаяся горьким отчаянием.
- … Не сдавайся, химе! Вместе мы вернем ублюдка в деревню, - с жаром в голосе говорит Джирая и кажется впервые, без всякого подтекста, крепко сжимает её руки, придвигаясь неприлично близко.
- Наша команда мертва, Джи. Её не вернешь… Нам… нам надо просто оставить это позади, - говорит Цунаде и с каждым новым словом лицо Джираи становится все более замкнутым и под конец речи он, отпустив её руки и отступив на шаг, говорит:
- Поступай, как знаешь, Цунаде.
И Цунаде никогда не думала, что собственное имя в чужих устах может принести столько боли. Джирая уходит овеваемый холодным осенним ветром, широкими решительными шагами и, смотря на всколоченные светлые волосы и зелень его жилета Цунаде думает, что потеряла сегодня ещё и то чему никогда не придавала значения – Джираю и его любовь…
Цунаде смутно помнит следующие четыре года своей жизни, единственное достойное упоминания событие за этот период это знакомство с Шизуне – племянницей Дана и её ручным поросенком Тон-Тон. Шизуне кажется чувствовала необходимость помочь, видя причины того состояния Цунаде в смерти возлюбленного и Цунаде, видя как старается ей угодить эта девчонка, представляющая себе несчастье как один отдельный - черный факт биографии после которого недолго длиться серая полоса, сменяющаяся белым успокоением и под конец трансформирующаяся в радужный - обычный для каждого, мир, не раскрывает ей правду. Цунаде не хочет уничтожить этот идеализм рассказом о многих-многих несчастьях, о каждом вдохе не имеющим смысла, о каждом шаге, сделанном в никуда и отчаяние, горьком отчаяние, заполнившем душу, которую уже кажется, не сможет избавить от него ничто и никогда.
В тот период своей жизни Цунаде открывает для себя прелесть саке и в один из дождливых дней после третьей бутылки она начинает плакать, закрыв лицо руками, вспоминая многочисленные посиделки команды №5 и без меры прикладывающегося к саке Джираю. Цунаде думает, что он не играл, говоря что любит, Цунаде думает, что его пошлые шуточки после очередного отказа были всего лишь защитной реакцией и хотя она не могла бы сказать ему «Да» она могла… могла бы быть добрее.
Пальцы Шизуне подрагивают в её волосах, эта девчонка шепчет какую-то успокаивающую чушь, не имеющую ничего общего с мыслями и образами, кружащими в сознании Цунаде. Она всхлипывает, вдыхая алкогольные пары и думает, что Орочимару был не лучше чем она. Он не ставил Джираю ни в грош и никогда не считал своим другом, а ведь Джи… Джи всегда-всегда хорошо относился к этому ублюдку.
Плач перерастает в безудержное рыдание. Цунаде понимает, почему Джирая так жестоко поступил с ней в тот день. Он, человек, который стоял у бездонного океана отчаяния, но удерживающийся от такого желанного последнего шага после которого становится все равно, не мог простить ей слабость, не мог остаться с ней, погрузившись в отчаяние, не мог позволить превратиться им быть может в благопристойную чету, чья жизнь, осталась в прошлом, сменившись совместным сосуществованием.
Цунаде думает, что Джи мечтавший в детстве стать Хокаге и встречавший неизменный хохот, извечно следующий вслед за этим сообщением в силу отсутствия и толики таланта сейчас самый реальный кандидат на этот пост и все из-за желания произвести впечатление на неё – тогда ещё Химе, спасти друга. Любовь вот то, что создавало и поддерживало его желание, вот то, что обусловило его развитие и приблизило к исполнению мечты.
Цунаде думает, что на пути у Джираи стоит сейчас только Орочимару. Вернув его в Скрытый Лист, Джи, после смерти Сарутоби-сенсея, станет Пятым Хокаге. Исполнившаяся мечта… Этой абсурдной идеей Цунаде живет чуть больше четырех месяцев. Она не пьет, не играет в азартные игры и не занимается махинациями с целью добыть денег на жизнь и игру. Она вся поглощена поисками, она жаждет помочь Джи, она жаждет искупления, и… она больше не чувствует отчаяния. Цунаде улыбается, сжимая в руках голубой кристалл на длинной цепочке – проклятый кулон, символ Мечты, из раза в раз, приносящий одни несчастья. Цунаде кусает губы и надеется, что на сей раз проклятье даст сбой и Мечта Джи осуществиться.
Цунаде находит его спустя три месяца и семь дней в городишке на берегу моря, служащему притоном для тройки больших городов расположенных поблизости. На улице в любое время суток полно всякого сброда и нарядно разодетых людей, из многочисленных баров доносится громкий смех, звон стекла и всплески разлитой энной бутылки саке. Возле некоторых заведений выстроились неприлично разодетые девушки, а из патинко доносятся ругательства, звон монет и скрежет сдвигаемых с места рычагов.
Шизуне, прижимая к груди Тон-Тон, смотрит на творящееся вокруг с явным неодобрением в черных – чистых и теплых глазах.
- Я думала, вы решили завязать с такой жизнью, Цунаде-сама, - преградив вход в очередное заведение, в котором Цунаде собиралась совершить поиск, сказала Шизуне, - Думала, мы вернемся в Скрытый Лист, а вы…
Цунаде обходит её, ни сказав ни слова, справедливо считая, что сейчас не время и не место пускаться в рассказ об истинных мотивах предпринятого ими путешествия.
Цунаде находит Джираю в приватном зале. Он заметно изменился из парня превратившись в мужчину. Цунаде смотрит на широкие плечи и ставшие резче черты лица, на значительно отросшую гриву и вспоминает, что её молодость, поддерживаемая особым медицинским дзюцу, фальшива. Цунаде думает, что даже и не знает, как выглядит сейчас.
Джирая замечает её далеко не сразу слишком занятый выпивкой и рассказом непристойного анекдота двум девушкам в коротеньких юбочках, рассевшихся по сторонам и обвивших его руками.
В тот момент Цунаде охватывает сильнейший приступ отчаяния. Затаившееся на время, оно атакует сильно и безжалостно и Цунаде задыхается и у неё темнеет перед глазами при мысли, что Джи быть может уже сдался, быть может уже даже давно. Она ведь целых четыре года не получала о нем никаких известий.
Предположение Цунаде в результате учиненного допроса с пристрастием оказывается неверным. Пьяный Джи заплетающимся языком шепчет что-то о сроке, двух неделях, пустоши и отдыхе на который он тоже, между прочим, имеет право!
Цунаде выпускает белую с сероватым оттенком рубаху из рук, и Джи, рухнув на диван сразу же проваливается в пьяное беспамятство, успев только пробормотать что-то вроде «Рад» и «Цу».
На следующий день они обстоятельно говорят, сидя в самом приличном местном заведение – раменной и Джи, прихлебывая бульон и жмурясь от кажущегося ему слишком ярким света говорит, что планирует встретиться с Орочимару через две недели, в пустоши до которой отсюда совсем недалеко. Джирая говорит, что возлагает на эту встречу большие надежды потому как Орочимару сам назначил её. Цунаде кивает думая, что её, при осмысление бредовая идея о возможности возвращения Орочимару в деревню и становления Джи Хокаге, начинает обретать куда как более реальные очертания. Повод для радости, но в душе шуршит предвестие отчаяния, и кулон обжигает кожу невидимым пламенем.
- Так почему ты, - Джи наклоняет миску, вливая в себя остатки свиного бульона, и с грохотом водружает её перед собой. – Так почему ты искала меня?
Цунаде слегка вздрагивает и отводит взгляд, она ожидала этого вопроса и все же в известной степени была застигнута им врасплох.
- Почему искала?.. – неопределенно тянет она, пытаясь найти подходящие слова для ответа. – Потому что… знаешь, я решила поверить. Ещё раз. В тебя. В твою мечту.
Джирая смотрит странно отстраненно, а потом осторожно улыбается.
- Ставка?.. Разве в азартных играх ты не вечно продуваешь, Цу?
- Хах. Может и так… вот только… помнишь, как ты говорил мне об отчаяние, перед тем как уйти? И я… я, действительно, жила все эти годы с ним, но мне кажется оно исчезнет, если только хоть кто-нибудь сможет вернуть мне веру в эту жизнь. А кто, если не ты, Джи, - Цунаде улыбнулась, - В конце концов, ты самый большой оптимист и жизнелюб из всех кого я знаю.
- Да, - Джирая столь же странно улыбнулся и, отведя взгляд, повторил: - Да.
Оставшиеся до встречи с Орочимару две недели они провели вместе. Джирая по-прежнему шутил, дарил двусмысленные улыбки и комплименты, а Цунаде привычно отмахивалась от них, ощущая в этом не более чем следование давней традиции, уже давно утратившей свой подлинный смысл. Цунаде больше не чувствовала былого огня горевшего раньше в Джирае по отношению к ней только тепло – свидетельство доброго отношения.
Былое пламя зажигалось в нем только в моменты, когда он говорил о предстоящей встрече с Орочимару и возможности возвратиться всем вместе – втроем в Скрытый Лист, о возможности стать таки Хокаге.
И вот они втроем – совсем как в былые времена – стоят и смотрят друг на друга, посреди этой пустоши и Цунаде охватывает отчаяние, потому что эта улыбка Орочимару, пусть и с налетом не существующего в её памяти безумия, ей так знакома. Он измыслил какую-то злую шутку и только для того и назначил встречу. Этот в сущности незнакомый Цунаде мужчина, обладающий лишь некоторыми признаками того парня, что она когда-то думала, что знала, никогда не свернет с намеченного пути, со своего пути.
«Он ни за что не вернется в Коноху», - мысленно произносит Цунаде, смотря на пухлые облака с сероватым оттенком, спешащие в никуда, плывя по синей бессмысленной глади.
- Я вспомнил о споре, - избегнув предварительных речей, сразу же переходит к делу Орочимару, а Цунаде сторонне отмечает, что его голос изменился - стал ехиднее, вкрадчивее и раньше лишь слегка оттенявшая его хрипотца, проступила куда как четче.
- О споре? – переспросил Джирая. Он заметно напряжен, пытаясь понять мотивы Орочимару и предугадать его возможные действия.
- Ну да. Ты разве не помнишь? О желание сродни необходимости и идущем извне, а значит конгениальном таланту и о желание, источник которого находиться извне.
Джирая задумчиво нахмурил брови, а затем, улыбнувшись, пробормотал:
- Что-то такое я и впрямь припоминаю.
- Чудесно знать, что твои мыслительные способности протянули до тридцати четырех. Я ставил максимум на тридцать.
- Ха-ха, - точь-в-точь как в тот, хорошо запомнившийся Цунаде день, протянул Джи.
- Ты поразишь меня совсем, если скажешь что помнишь даже в связи, с чем мы обсуждали желание?
- В связи с выбором ученика.
- А если смотреть с позиции ученика? – Орочимару знакомо, слегка склонил голову к плечу. Движение оставшееся быть может совершенно незаметным, если бы не длинные черные волосы, указавшие на него.
- Хм, - Джи запустив руку в волосы, растрепал их ещё сильнее и неуверенно пробормотал: - В смысле возможности достижения какого-то результата я думаю.
- Верно. И теперь внимание: ты помнишь, какой была моя мечта, Джи?
Колебания Джираи между честным «Да» и провокационно-вызывающем «Нет» длилось считанные секунды.
- Ты хотел стать «истинным шиноби», а таковым ты считал только того кто сумел овладеть всеми дзюцу мира, - хмурясь, ответил Джи.
- Моя гениальность заключена в возможности их теоретического познания и практического воплощения. – Орочимару развел руки в стороны, как бы говоря: «Тут уж ничего не поделаешь». – Я жажду познания и его воплощения. Я не могу не познавать и не воплощать. Для меня жажда и необходимость слиты во,едино и я уверенно шагаю навстречу своей мечте. И, что самое главное Джи. – Орочимару широко ухмыльнулся. – Я существую.
- Джирая молчит, сцепив зубы, а затем, едва заметно ухмыльнувшись и прикрыв глаза замечает:
- Я, знаешь ли, тоже есть.
- Мечта стать Хокаге, полный ноль в смысле способности добиться этой цели и желание сначала впечатлить Цу, потом спасти меня. И ты, действительно можешь, уж коли случиться счастье и Сарутоби-сенсей покинет наш бренный мир, занять его место, что ж я, пожалуй готов признать, что сильное желание может привести к взятию высочайшей планки. Но ты ведь не станешь Хокаге, если я не вернусь? – напрямую спрашивает Орочимару и Джирая улыбается ему той самой улыбкой «Приятно знать, что ты понимаешь».
Орочимару самодовольно ухмыляется и выносит приговор:
- Вот видишь, Идиот, полагаясь на других, видя источник для исполнения мечты вне себя, ты подвергаешь себя риску быть сломленным потому что «желание» подменяет собой «цель». Проще говоря, спасти меня из средства для того чтобы стать сильнее – сделаться Хокаге, превратилось в самое важное, в необходимое условие для того чтобы стать им.
Джирая развел руки, в стороны признавая поражение.
- А все, потому что не никакой «вечной любви», Джи, Нет никакой «вечной любви», а значит, любая цель добиваются которой, используя подобное желание, обречена на провал. Да и само такое желание стремящееся реализовать себя, отринув цель, тоже обречено на провал.
Джирая устало, немного печально, но со следами огня тлеющего в душе улыбнулся:
- А вот это ещё не доказано.
Орочимару оценивающе прищурился.
- Мое желание само по себе это твое возвращение в Коноху и тебе не стоит сбрасывать меня со счетов, знаешь ли. Я может и согласен что «вечная любовь» оказывается уязвимой в вопросах достижения цели, но вот она сама по себе может, знаешь ли, и существует.
Джи устремил задумчивый взгляд куда-то поверх головы Орочимару, продолжая улыбаться, вот только теперь без огня, а лишь печально, устало и упрямо.
- Мне хочется верить, что в мире все же есть что-то реальное, абсолютное и вечное.
- Такова, например, моя позиция, - Орочимару самодовольно усмехнулся. – Она вечна, в том смысле, что всегда приведет в исполнению Мечты, абсолютна и имеет реальное доказательство в моем лице.
- Ну,… это, знаешь ли тоже ещё нужно доказать, - широко ухмыльнулся Джирая, зажигая в глазах Орочимару злость.
- Вот когда узнаешь все дзюцу тогда и поговорим».
Сакура судорожно вздохнула, думая о финале этого спора для Джираи и Орочимару. Глаза против воли наполнились слезами.
- Оба проиграли, - сказала она, чувствуя, как теплая слеза стекает по лицу и соленой влагой оседает на губах.
- Да, - Цунаде повернулась к Сакуре лицом и повторила: - Да. Сначала Джи, потом Орочимару. Джи… он прекратил эту бессмысленную погоню спустя три года после того разговора. Я узнала об этом от одного бродячего торговца сообщившего мне, что в Скрытый Лист «вернулся сам Джирая-сама».
- Тогда он и взял в ученики Минато-сана?
- Да. И я... я боялась его увидеть. Но наша встреча все-таки состоялась…/div>
Сжимающая кунай Сакура с отчаянием смотрит на рушащееся прямо перед ней могучее дерево - цель её прыжка. Она сглатывает горькую слюну и ей кажется, что отчаяние на вкус должно быть вот именно таким, а в следующую секунду, она начинает падать, успевая только подумать, что ей не дано погибнуть, как траве, купающейся в лучах солнца и избавленной от ощущения этого горького и опустошающего отчаяния...
Сакура вздрагивает, когда, за несколько сантиметров до земли, её сжимают руки Цунаде-сенсей – её ногти больно впиваются в кожу, а волосы в момент приземления на нетронутом, чудом спасшемся участке земли, укрывают Сакуре лицо. От них пахнет лесом, а ещё совсем слегка саке, которым Цунаде-сенсей порой увлекается не в меру.
- Что ты творишь?! – её громкий и властный, как и полагается Хокаге, голос приводит Сакуру в чувство и заставляет сесть, ощущая усталость и боль во всем теле.
- Мне… мне очень жаль, - смотря на свои исцарапанные колени, говорит Сакура. – Мне, правда, очень жаль, Цунаде-сенсей!
- Да что с тобой? – свой вопрос, проникнутый волнением, Цунаде подкрепляет крепкой хваткой на плечах, вынуждающей Сакуру поднять голову.
- Вы… - Сакура отчаянным усилием воли загоняет все ненужные мысли и чувства, вырвавшиеся в таком неподходящем месте и в такое неподходящее время, обратно - в недоступные внешнему миру глубины души, и виновато улыбается: - Вы верно разочарованы отсутствием у меня способностей к «необходимому отступлению»?
Цунаде сводит светлые брови к переносице и строго спрашивает:
- Что это ты себе навыдумывала? Думаешь, я взяла тебя в ученицы только из-за твоих способностей?
Сакура удивленно расширяет зеленые, удивительно гармонирующие с весенней зеленью, глаза и с легкой запинкой спрашивает:
- А разве… нет?
Сакура думает о своей заметной, всю жизнь выделявшей её от прочих, способности контролировать чакру. Способности столь необходимой для ниндзя-медика и мастера сильнейших ударов. Способности, из-за которой её и взялась обучать Цунаде-сама?
- Нет, разумеется, - Цунаде вздыхает и выпускает из рук плечи Сакуры. – Не стоит тебе путать меня с Орочимару.
Сакура слегка вздрагивает, услышав ненавистное имя, и сглатывает горечь отчаяния, вновь появившуюся и грозящую затопить все внутри.
- Это ему вечно подавай в ученики таланты или гении, - сообщает Цунаде, устраиваясь на траве и укладывая руку на согнутую в колене ногу.
Сакура смотрит на тонкую кисть и длинные пальцы с красивыми, коротко подстриженными, ногтями. Сакура смотрит на руку способную нанести удар такой невероятной, воистину сокрушительной силы. Сакура думает, скажет ли Цунаде что-нибудь ещё? Или предпочтет погрузиться в ставшее уже привычным недолгое молчание, необходимое для легкого отдыха? В конце концов, Цунаде не из тех, кто любит пускаться в воспоминания и говорить о прошлом. Кажется у неё была нелегкая судьба и может… может быть она тоже изведала отчаяние.
- Орочимару… - Цунаде произносит имя бывшего напарника, преодолевая какое-то внутреннее напряжение ясно звучащее в голосе. – Он, знаешь ли, считал, что бесталанный ничего не сможет достичь, а если таланта мало то за обучение не стоит и браться. – Цунаде вертит нежную травинку и слегка усмехнувшись, цитирует: - «Я не хочу плодить посредственности» - так он говорил…
« - Только и можешь, что заметить раскрытый «павлиний хвост» да броситься вытаскивать его обладателя на публику, - Джирая с силой хлопнул ладонью по столу так, что несколько бутылочек саке, всхлипнув, подпрыгнули над ним. – А вот Я, - лицо Джи расцвело пьяной, самодовольной улыбкой, - я, знаешь ли, сооовсем другое дело.
- Да неужто? – Орочимару оценивающе прищурился и подался вперед, складывая руки на столе.
- Вот-вот. Ты, знаешь ли, меня недооцениваешь.
- Хм, - Орочимару криво ухмыльнулся, вложив в легкий изгиб правой половины рта весь свой скепсис и изрядную долю издевки.
Джирая в ответ нахмурился и резко подался вперед оказываясь просто в неприличной близи от лица Орочимару, который, давно привыкнув к привычке Джи во всех спорах прибегать к физическим методам их разрешения, и бровью не повел, продолжая все так же ухмыляться.
Цунаде вздохнула, надеясь, что хоть в это раз дело обойдется без разрушения чужой частной собственности и баснословных выплат, к которым приходится присоединяться и ей потому как утихомирить этих идиотов мог только хороший удар, разрушающий все, что ещё выстояло перед их напором и натиском.
- Я, знаешь ли, могу предугадать хвост, - сообщает Джирая и снисходительно усмехается. – Ясно тебе П-Р-Е-Д-У-Г-А-Д-А-Т-Ь и раскрыть, и только после этого вывести его обладателя под яркие солнечные лучи и завороженные взгляды, смотрящие на чудные переливы зеленого, фиолетового, синего и оранжевого цветов, - Джирая устремил мечтательный взгляд, прозревая живописуемый пейзаж, разворачивающийся, судя по всему где-то над головой Орочимару.
- Он меня удивляет, Цу, - Орочимару откинулся на спинку стула. – Кто бы мог подумать, что он способен на такие… - ехидная ухмылка, - «павлиньи» выражения.
Джирая скорчил рожицу и картинно выдав:
- Ха-ха, - потянулся к почти полной бутылочке саке, стоящей перед Цунаде.
- Он просто не признавался тебе в любви, - хмыкнул она, вспоминая как минимум дюжину на редкость… «павлиньих» признаний. Право слово этому идиоту впору любовные романы сочинять!
- Сочувствую, - выдохнул Орочимару. Его голос был насквозь пропитан преувеличенным, фальшивым «пониманием».
- Мило с твоей стороны, - хохотнул Джи, сжимая плечо Орочимару в руке. Тот едва заметно поморщился не то от боли, не то от отвращения, а может и от всего вместе. – Она мне, знаешь ли, так и не сказала «Да».
Орочимару скривился, покрасневшее лицо Джираи и блестящие пьяным блеском, меланхолично прикрытые глаза, в ореоле пушистых белых ресниц, явно выдавали готовность своего хозяина пуститься в пространные излияния на тему: «Жестокость любви на примере меня и Химе». Не желая выслушивать подобных лекций Орочимару, к облегчению Цунаде, решил вернуться к предыдущей теме разговора.
- А как же ты понимаешь, что перед тобой «павлин», а? По каким признакам прозреваешь «хвост»?
Джирая по шире распахнул глаза, непонимающе моргнул раз-два, а затем, фыркнув, объявил:
- Желание. Истинное желание. Вот главный признак.
- Желание… - Орочимару ухмыльнулся. – Желание есть только у талантливых, а истинное желание так и вовсе имеется только у ГЕНИАЛЬНЫХ.
- Может и так, - Джираю довод оппонента ничуть не смутил и он в очередной раз, как следует, приложился к бутылочке саке.
Цунаде нахмурилась и скривила губы. Она категорически не понимала, как Джирая умудряется вливать в себя такое впечатляющее количество этой гадости.
- Но то желание, о котором ты говоришь и то, о котором я говорю – разные желание.
- Да неужто?
Джирая с важным видом кивнул и, отставив саке в сторону, взялся за объяснение:
- Желание, о котором ты говоришь, сродни необходимости. Оно идет изнутри и источник его находиться внутри. – Джирая хлопнул себя по темно-зеленой тюнинской жилетке в районе живота. – А то, о котором я распинаюсь, оно извне подпитывается эмм… источник его извне, понимаешь?
Орочимару оценивающе нахмурился, легкая ухмылка по-прежнему играла на его губах, но Цунаде явственно видела её фальшивость. Орочимару, кажется, всерьез задумался над словами Джираи.
- «Я заработаю тысячу ри ради тебя, любовь моя», - наконец, не без легкой издевательской нотки в голосе, выдал он. - Или вот ещё: «Я не отступлюсь и защищу деревню от врагов!» Ты ведь об этом?
Джирая кивнул. На его лице расплылась, чуть более обычного заметная, улыбка. Ему нравилось, что ублюдок Орочимару имеющий по всем вопросам противоположную позицию, тем не менее, всегда понимал, что именно он – Джирая имеет в виду.
- Ха, - победоносный клич огласил маленький, довольно шумный ресторанчик и Орочимару с самодовольным видом сложил руки на груди.
«Нашел-таки «неопровержимый» (Джираю с позиции не сдвинешь) довод в свою пользу», - мысленно отметила Цунаде и, протянув руку, подцепила, оставшийся на подносе, кусочек жареного кальмара, которого Джирая умял почти полностью - без помощи напарников.
- Джи, деточка, пора бы уже прекращать верить в детские сказки про «вечную любовь». Такого в этом мире попросту нет. Так что твоя концепция «истинного желания» чистой воды фантазия. Ничуть не более того.
- Спорим? – Джирая отрывисто подался вперед, протягивая Орочимару широкую ладонь, с едва заметным шрамом от укуса змеи последнего у большого пальца.
Орочимару задумчиво склонил голову на плечо, видимо решая, есть ли смысл вступать в это заранее выигранное пари и тем самым признавать пусть и только теоретическую, но все же становящуюся возможной, правильность мнения Джираи.
- Что взамен?
- Взамен? – Джирая, кажется, слегка растерялся.
- А взамен «желание», - пришла им на помощь Цунаде.
- Ха, мне нравится эта идея, Цу. Вот только, - Орочимару, уже протянувший Джирае руку, сжал пальцы, - ты не присоединишься?
Цунаде фыркнула, бросая взгляд на двух детсадовских идиотов, именующихся её напарниками, и твердо постановила:
- Нет.
- Что же это ты, не имеешь своего мнения на этот счет? – не унимался Орочимару.
- Имею. Но мне не хочется играть роль третьей лишней.
- Как скажешь, - Орочимару передернул плечами и пожал руку Джи, который не счел нужным сказать: «Ты никогда не будешь лишней, Химе».
- А каково… - Сакура запнулась, не зная стоит ли задавать странно задумчивой и словно бы даже печальной Цунаде свой вопрос. - А каково же ваше мнение, сенсей?
- Моё?.. – Цунаде едва заметно улыбнулась. – Что-то посередине. Я за баланс способностей и желания.
- «Плодите посредственности», – горько улыбнувшись, сказала Сакура под разом посуровевшим взглядом Цунаде.
- Не неси чушь. Гений о котором говорил Орочимару он, конечно, существует, но это редчайшая редкость – уникум, сравнивать с которым остальных совершеннейшая бессмыслица. Он исключение, а не правило.
Сакура, с секунду подумав над словами Цунаде-сенсей, осторожно кивнула в знак согласия.
- Как и тот о ком толковал Джирая.
- Думаете, он существует? – Сакуры задала этот вопрос голосом в котором тенью мелькнуло отчаяние.
«Орочимару стоит посреди огромной выжженной солнцем пустоши и улыбается. Цунаде больно смотреть на эту его знакомую ехидную улыбку насквозь пронизанную незнакомым безумием. Цунаде не понимает, как Джирая не видит, не слышит, никак не может понять, что случившееся не изменишь, что случившееся это не недоразумение, а закономерность. Что его источник не стихийная сила извне, а самая суть Орочимару - росшая, крепшая и вырвавшаяся наружу. Цунаде хватило три года для того чтобы это понять. Три года преследования, сражений, попыток вернуть в деревню и заставить раскаяться.
«Сарутоби-сенсей готов простить. Мы простим! АНБУ будут молчать, а жители деревни ни о чем не узнают!»
Цунаде улыбается, вспоминая эти свои речи. Цунаде помнит горькое отчаяние, постепенно овладевающее её сердцем, когда она понимает, что Орочимару не вернуть, когда она вспоминает прошлое и находит, находит слова и действия, предвосхищающие монстра перед ней. В конце третьего года Цунаде говорит, что вернуть ничего не удастся и надо бросать это бессмысленное предприятие, возвращаться в деревню и жить дальше.
Джирая в ответ темнеет лицом и говорит что-то про отчаяние.
Цунаде думает о погибшем Новаки, лежащем на холодном металле стола, о зияющих кровавых ранах обезобразивших его лицо и тело. Она думает о Дане, о его разметавшихся, выпачканных в грязи, светлых волосах и о крови, насквозь пропитавшей его тюнинскую жилетку. Последнее звено этой цепи их распавшееся трио, единственное, что ещё оставалось незыблемым в мире Цунаде и сейчас ей просто нужно признать, что спасти его не удастся, как не удалось спасти Новаки, как не удалось спасти Дана. Ещё один фатальный случай и пустота в душе заполняющаяся горьким отчаянием.
- … Не сдавайся, химе! Вместе мы вернем ублюдка в деревню, - с жаром в голосе говорит Джирая и кажется впервые, без всякого подтекста, крепко сжимает её руки, придвигаясь неприлично близко.
- Наша команда мертва, Джи. Её не вернешь… Нам… нам надо просто оставить это позади, - говорит Цунаде и с каждым новым словом лицо Джираи становится все более замкнутым и под конец речи он, отпустив её руки и отступив на шаг, говорит:
- Поступай, как знаешь, Цунаде.
И Цунаде никогда не думала, что собственное имя в чужих устах может принести столько боли. Джирая уходит овеваемый холодным осенним ветром, широкими решительными шагами и, смотря на всколоченные светлые волосы и зелень его жилета Цунаде думает, что потеряла сегодня ещё и то чему никогда не придавала значения – Джираю и его любовь…
Цунаде смутно помнит следующие четыре года своей жизни, единственное достойное упоминания событие за этот период это знакомство с Шизуне – племянницей Дана и её ручным поросенком Тон-Тон. Шизуне кажется чувствовала необходимость помочь, видя причины того состояния Цунаде в смерти возлюбленного и Цунаде, видя как старается ей угодить эта девчонка, представляющая себе несчастье как один отдельный - черный факт биографии после которого недолго длиться серая полоса, сменяющаяся белым успокоением и под конец трансформирующаяся в радужный - обычный для каждого, мир, не раскрывает ей правду. Цунаде не хочет уничтожить этот идеализм рассказом о многих-многих несчастьях, о каждом вдохе не имеющим смысла, о каждом шаге, сделанном в никуда и отчаяние, горьком отчаяние, заполнившем душу, которую уже кажется, не сможет избавить от него ничто и никогда.
В тот период своей жизни Цунаде открывает для себя прелесть саке и в один из дождливых дней после третьей бутылки она начинает плакать, закрыв лицо руками, вспоминая многочисленные посиделки команды №5 и без меры прикладывающегося к саке Джираю. Цунаде думает, что он не играл, говоря что любит, Цунаде думает, что его пошлые шуточки после очередного отказа были всего лишь защитной реакцией и хотя она не могла бы сказать ему «Да» она могла… могла бы быть добрее.
Пальцы Шизуне подрагивают в её волосах, эта девчонка шепчет какую-то успокаивающую чушь, не имеющую ничего общего с мыслями и образами, кружащими в сознании Цунаде. Она всхлипывает, вдыхая алкогольные пары и думает, что Орочимару был не лучше чем она. Он не ставил Джираю ни в грош и никогда не считал своим другом, а ведь Джи… Джи всегда-всегда хорошо относился к этому ублюдку.
Плач перерастает в безудержное рыдание. Цунаде понимает, почему Джирая так жестоко поступил с ней в тот день. Он, человек, который стоял у бездонного океана отчаяния, но удерживающийся от такого желанного последнего шага после которого становится все равно, не мог простить ей слабость, не мог остаться с ней, погрузившись в отчаяние, не мог позволить превратиться им быть может в благопристойную чету, чья жизнь, осталась в прошлом, сменившись совместным сосуществованием.
Цунаде думает, что Джи мечтавший в детстве стать Хокаге и встречавший неизменный хохот, извечно следующий вслед за этим сообщением в силу отсутствия и толики таланта сейчас самый реальный кандидат на этот пост и все из-за желания произвести впечатление на неё – тогда ещё Химе, спасти друга. Любовь вот то, что создавало и поддерживало его желание, вот то, что обусловило его развитие и приблизило к исполнению мечты.
Цунаде думает, что на пути у Джираи стоит сейчас только Орочимару. Вернув его в Скрытый Лист, Джи, после смерти Сарутоби-сенсея, станет Пятым Хокаге. Исполнившаяся мечта… Этой абсурдной идеей Цунаде живет чуть больше четырех месяцев. Она не пьет, не играет в азартные игры и не занимается махинациями с целью добыть денег на жизнь и игру. Она вся поглощена поисками, она жаждет помочь Джи, она жаждет искупления, и… она больше не чувствует отчаяния. Цунаде улыбается, сжимая в руках голубой кристалл на длинной цепочке – проклятый кулон, символ Мечты, из раза в раз, приносящий одни несчастья. Цунаде кусает губы и надеется, что на сей раз проклятье даст сбой и Мечта Джи осуществиться.
Цунаде находит его спустя три месяца и семь дней в городишке на берегу моря, служащему притоном для тройки больших городов расположенных поблизости. На улице в любое время суток полно всякого сброда и нарядно разодетых людей, из многочисленных баров доносится громкий смех, звон стекла и всплески разлитой энной бутылки саке. Возле некоторых заведений выстроились неприлично разодетые девушки, а из патинко доносятся ругательства, звон монет и скрежет сдвигаемых с места рычагов.
Шизуне, прижимая к груди Тон-Тон, смотрит на творящееся вокруг с явным неодобрением в черных – чистых и теплых глазах.
- Я думала, вы решили завязать с такой жизнью, Цунаде-сама, - преградив вход в очередное заведение, в котором Цунаде собиралась совершить поиск, сказала Шизуне, - Думала, мы вернемся в Скрытый Лист, а вы…
Цунаде обходит её, ни сказав ни слова, справедливо считая, что сейчас не время и не место пускаться в рассказ об истинных мотивах предпринятого ими путешествия.
Цунаде находит Джираю в приватном зале. Он заметно изменился из парня превратившись в мужчину. Цунаде смотрит на широкие плечи и ставшие резче черты лица, на значительно отросшую гриву и вспоминает, что её молодость, поддерживаемая особым медицинским дзюцу, фальшива. Цунаде думает, что даже и не знает, как выглядит сейчас.
Джирая замечает её далеко не сразу слишком занятый выпивкой и рассказом непристойного анекдота двум девушкам в коротеньких юбочках, рассевшихся по сторонам и обвивших его руками.
В тот момент Цунаде охватывает сильнейший приступ отчаяния. Затаившееся на время, оно атакует сильно и безжалостно и Цунаде задыхается и у неё темнеет перед глазами при мысли, что Джи быть может уже сдался, быть может уже даже давно. Она ведь целых четыре года не получала о нем никаких известий.
Предположение Цунаде в результате учиненного допроса с пристрастием оказывается неверным. Пьяный Джи заплетающимся языком шепчет что-то о сроке, двух неделях, пустоши и отдыхе на который он тоже, между прочим, имеет право!
Цунаде выпускает белую с сероватым оттенком рубаху из рук, и Джи, рухнув на диван сразу же проваливается в пьяное беспамятство, успев только пробормотать что-то вроде «Рад» и «Цу».
На следующий день они обстоятельно говорят, сидя в самом приличном местном заведение – раменной и Джи, прихлебывая бульон и жмурясь от кажущегося ему слишком ярким света говорит, что планирует встретиться с Орочимару через две недели, в пустоши до которой отсюда совсем недалеко. Джирая говорит, что возлагает на эту встречу большие надежды потому как Орочимару сам назначил её. Цунаде кивает думая, что её, при осмысление бредовая идея о возможности возвращения Орочимару в деревню и становления Джи Хокаге, начинает обретать куда как более реальные очертания. Повод для радости, но в душе шуршит предвестие отчаяния, и кулон обжигает кожу невидимым пламенем.
- Так почему ты, - Джи наклоняет миску, вливая в себя остатки свиного бульона, и с грохотом водружает её перед собой. – Так почему ты искала меня?
Цунаде слегка вздрагивает и отводит взгляд, она ожидала этого вопроса и все же в известной степени была застигнута им врасплох.
- Почему искала?.. – неопределенно тянет она, пытаясь найти подходящие слова для ответа. – Потому что… знаешь, я решила поверить. Ещё раз. В тебя. В твою мечту.
Джирая смотрит странно отстраненно, а потом осторожно улыбается.
- Ставка?.. Разве в азартных играх ты не вечно продуваешь, Цу?
- Хах. Может и так… вот только… помнишь, как ты говорил мне об отчаяние, перед тем как уйти? И я… я, действительно, жила все эти годы с ним, но мне кажется оно исчезнет, если только хоть кто-нибудь сможет вернуть мне веру в эту жизнь. А кто, если не ты, Джи, - Цунаде улыбнулась, - В конце концов, ты самый большой оптимист и жизнелюб из всех кого я знаю.
- Да, - Джирая столь же странно улыбнулся и, отведя взгляд, повторил: - Да.
Оставшиеся до встречи с Орочимару две недели они провели вместе. Джирая по-прежнему шутил, дарил двусмысленные улыбки и комплименты, а Цунаде привычно отмахивалась от них, ощущая в этом не более чем следование давней традиции, уже давно утратившей свой подлинный смысл. Цунаде больше не чувствовала былого огня горевшего раньше в Джирае по отношению к ней только тепло – свидетельство доброго отношения.
Былое пламя зажигалось в нем только в моменты, когда он говорил о предстоящей встрече с Орочимару и возможности возвратиться всем вместе – втроем в Скрытый Лист, о возможности стать таки Хокаге.
И вот они втроем – совсем как в былые времена – стоят и смотрят друг на друга, посреди этой пустоши и Цунаде охватывает отчаяние, потому что эта улыбка Орочимару, пусть и с налетом не существующего в её памяти безумия, ей так знакома. Он измыслил какую-то злую шутку и только для того и назначил встречу. Этот в сущности незнакомый Цунаде мужчина, обладающий лишь некоторыми признаками того парня, что она когда-то думала, что знала, никогда не свернет с намеченного пути, со своего пути.
«Он ни за что не вернется в Коноху», - мысленно произносит Цунаде, смотря на пухлые облака с сероватым оттенком, спешащие в никуда, плывя по синей бессмысленной глади.
- Я вспомнил о споре, - избегнув предварительных речей, сразу же переходит к делу Орочимару, а Цунаде сторонне отмечает, что его голос изменился - стал ехиднее, вкрадчивее и раньше лишь слегка оттенявшая его хрипотца, проступила куда как четче.
- О споре? – переспросил Джирая. Он заметно напряжен, пытаясь понять мотивы Орочимару и предугадать его возможные действия.
- Ну да. Ты разве не помнишь? О желание сродни необходимости и идущем извне, а значит конгениальном таланту и о желание, источник которого находиться извне.
Джирая задумчиво нахмурил брови, а затем, улыбнувшись, пробормотал:
- Что-то такое я и впрямь припоминаю.
- Чудесно знать, что твои мыслительные способности протянули до тридцати четырех. Я ставил максимум на тридцать.
- Ха-ха, - точь-в-точь как в тот, хорошо запомнившийся Цунаде день, протянул Джи.
- Ты поразишь меня совсем, если скажешь что помнишь даже в связи, с чем мы обсуждали желание?
- В связи с выбором ученика.
- А если смотреть с позиции ученика? – Орочимару знакомо, слегка склонил голову к плечу. Движение оставшееся быть может совершенно незаметным, если бы не длинные черные волосы, указавшие на него.
- Хм, - Джи запустив руку в волосы, растрепал их ещё сильнее и неуверенно пробормотал: - В смысле возможности достижения какого-то результата я думаю.
- Верно. И теперь внимание: ты помнишь, какой была моя мечта, Джи?
Колебания Джираи между честным «Да» и провокационно-вызывающем «Нет» длилось считанные секунды.
- Ты хотел стать «истинным шиноби», а таковым ты считал только того кто сумел овладеть всеми дзюцу мира, - хмурясь, ответил Джи.
- Моя гениальность заключена в возможности их теоретического познания и практического воплощения. – Орочимару развел руки в стороны, как бы говоря: «Тут уж ничего не поделаешь». – Я жажду познания и его воплощения. Я не могу не познавать и не воплощать. Для меня жажда и необходимость слиты во,едино и я уверенно шагаю навстречу своей мечте. И, что самое главное Джи. – Орочимару широко ухмыльнулся. – Я существую.
- Джирая молчит, сцепив зубы, а затем, едва заметно ухмыльнувшись и прикрыв глаза замечает:
- Я, знаешь ли, тоже есть.
- Мечта стать Хокаге, полный ноль в смысле способности добиться этой цели и желание сначала впечатлить Цу, потом спасти меня. И ты, действительно можешь, уж коли случиться счастье и Сарутоби-сенсей покинет наш бренный мир, занять его место, что ж я, пожалуй готов признать, что сильное желание может привести к взятию высочайшей планки. Но ты ведь не станешь Хокаге, если я не вернусь? – напрямую спрашивает Орочимару и Джирая улыбается ему той самой улыбкой «Приятно знать, что ты понимаешь».
Орочимару самодовольно ухмыляется и выносит приговор:
- Вот видишь, Идиот, полагаясь на других, видя источник для исполнения мечты вне себя, ты подвергаешь себя риску быть сломленным потому что «желание» подменяет собой «цель». Проще говоря, спасти меня из средства для того чтобы стать сильнее – сделаться Хокаге, превратилось в самое важное, в необходимое условие для того чтобы стать им.
Джирая развел руки, в стороны признавая поражение.
- А все, потому что не никакой «вечной любви», Джи, Нет никакой «вечной любви», а значит, любая цель добиваются которой, используя подобное желание, обречена на провал. Да и само такое желание стремящееся реализовать себя, отринув цель, тоже обречено на провал.
Джирая устало, немного печально, но со следами огня тлеющего в душе улыбнулся:
- А вот это ещё не доказано.
Орочимару оценивающе прищурился.
- Мое желание само по себе это твое возвращение в Коноху и тебе не стоит сбрасывать меня со счетов, знаешь ли. Я может и согласен что «вечная любовь» оказывается уязвимой в вопросах достижения цели, но вот она сама по себе может, знаешь ли, и существует.
Джи устремил задумчивый взгляд куда-то поверх головы Орочимару, продолжая улыбаться, вот только теперь без огня, а лишь печально, устало и упрямо.
- Мне хочется верить, что в мире все же есть что-то реальное, абсолютное и вечное.
- Такова, например, моя позиция, - Орочимару самодовольно усмехнулся. – Она вечна, в том смысле, что всегда приведет в исполнению Мечты, абсолютна и имеет реальное доказательство в моем лице.
- Ну,… это, знаешь ли тоже ещё нужно доказать, - широко ухмыльнулся Джирая, зажигая в глазах Орочимару злость.
- Вот когда узнаешь все дзюцу тогда и поговорим».
Сакура судорожно вздохнула, думая о финале этого спора для Джираи и Орочимару. Глаза против воли наполнились слезами.
- Оба проиграли, - сказала она, чувствуя, как теплая слеза стекает по лицу и соленой влагой оседает на губах.
- Да, - Цунаде повернулась к Сакуре лицом и повторила: - Да. Сначала Джи, потом Орочимару. Джи… он прекратил эту бессмысленную погоню спустя три года после того разговора. Я узнала об этом от одного бродячего торговца сообщившего мне, что в Скрытый Лист «вернулся сам Джирая-сама».
- Тогда он и взял в ученики Минато-сана?
- Да. И я... я боялась его увидеть. Но наша встреча все-таки состоялась…/div>
«- Цу! – этот до боли знакомый голос застал Цунаде врасплох, заставил застыть посреди людной улицы большого города затерявшегося во многих километрах от точки отсчета – Деревни Скрытой в Листве.
- Цу! Черт возьми, ты ни капли не изменилась!
«Чья-то» рука с силой сжала её плечо. Цунаде прекрасно знала, кому именно она принадлежит, но боялась обернуться. Ей не хотелось видеть Джираю душу которого заполнило отчаяние, а оно не могло не заполнить её после… после всего.
- Цу, - Джи, не дождавшись от неё никакой адекватной реакции, решил действовать сам и, применив силу, заставил её развернуться в свою сторону. И облик Джираи в тот момент стал одним из сильнейших потрясений за всю жизнь Цунаде. Быть может со стороны её широко распахнутые глаза и приоткрытые, в слишком глубоком для звукового сопровождения удивление, губы могли навести посторонних на мысль о любви - о встрече после долгой разлуки. За это предположение говорила и теплая улыбка Джи и его, вовсе не пустой и меланхоличный взгляд.
- Как?.. – это было первое, что спросила Цунаде не в силах уразуметь, как Джирае удалось избежать отчаяния. Почему тот когда-то так ярко горевший огонь не угас, а превратился в теплое, мудрое, печальное тепло.
- Как? – повторила Цунаде, чувствуя, как впервые за долгое время, глаза начинают слезиться. - Ты ведь проиграл. Ты ведь больше не преследуешь его. Твоя мечта об абсолютном, вечном и реальном разбилась и ты не…
- Брось, Цу, с чего начинать разговор с такой неприятной темы?
Цунаде успевает заметить залегшую между бровей морщинку и улыбку, дрожащую и старающуюся удержаться на лице изо всех сил, а уже в следующую секунду, Джирая обнимает её за плечи и быстрым шагом, присоединяется к уличному движению.
- Мне неприятно об этом говорить, - замечает он, спустя несколько проведенных в тишине минут, наполненных неуклонным движением вперед. – Но ради тебя я само собой сделаю исключение. Я действительно бросил это преследование. Меня не хватило и мне… от этого неприятно, но… - он остановился и, чуть крепче сжав плечо Цунаде, заставил вовремя остановиться и её.
- Взгляни вокруг.
Цунаде, которая, уже отошла от первых секунд глубокого потрясения удивленно расширила глаза.
- Сделать что? – переспросила она, кидая взгляд на профиль Джи. Его серьезный взгляд и подрагивающие кончики губ – свидетельство все той же напряженной, преодолевающей внутреннее сопротивление улыбки.
- Посмотри вокруг, Цу.
Цунаде едва заметно нахмурилась, не понимая, к чему ведет Джи. Ей было досадно за свое поведение в начале разговора, его руку, обнимающую её плечи и эту нелепую ходьбу. И все же она выполнила просьбу Джи, оглядев простирающийся перед ней пейзаж: белоснежная вывеска с кроваво-красным «Саке» справа; громко хохочущий мужчина, задравший голову к ярко-синему безоблачному небу; поджавшая губы женщина и плетущаяся вслед за ней, глазеющая по сторонам, девчонка, одергиваемая резким движением руки матери, призывающим её идти быстрее; молодая, держащаяся за руки, и смущенно улыбающаяся парочка, словно извиняющаяся за свое счастье перед миром и многие-многие другие снующие туда-сюда.
- Ну и… - непонимающе тянет Цунаде и получает в ответ:
- Каждый из них.
- Каждый?..
- Да. Каждый. Пойми, Цу, каждый из них может оказаться способен на то на что оказался неспособен я. Каждый из них быть может способен на «истинное желание» - на «вечную любовь» - реальную, абсолютную и вечную.
Цунаде усмехнулась и, прикрыв глаза, произнесла лишь одно:
- Так просто?..
- Единственно верно.
Ощущая легкую дрожь, сотрясающую его тело и поневоле передающуюся ей, Цунаде вздыхает:
- Нелегко же тебе держаться за эту соломинку.
- Она не дает мне упасть в бездну отчаяния.
- Да… - соглашается Цунаде и обнимает себя руками. Соломинка может спасти от падения, но она никак не в силах помочь выбраться из бездны уже павшему.
- Отчаяние, - шепчет Цу, думая, что ей никогда не избавиться от него.
Не в этой жизни».
- Мы пробыли вместе чуть больше пары дней. Ему не удалось убедить меня вернуться в Скрытый Лист, да он и не особенно старался. После этого наша связь прервалась на долгие двадцать три года.
Сакура, пусть и знавшая от Наруто, что Цунаде-сенсей много больше двадцати на которые она выглядит, все же была поражена называемыми ею большими временными промежутками, которые, собираясь вместе, указывали на долгую жизнь этой с виду молодой девушки, которой уже верно давно за пятьдесят.
- Я слышала о нем временами. Но никогда не стремилась к личной встрече. Наши пути разошлись в тот день достигнув логического завершения так мне казалось в те времена. В те дни я и подумать не могла, что Джи, вновь покинувший деревню, ударившийся в разврат, выпивку и написание непристойных книжонок ещё раз вернется в Коноху. Тогда я и подумать не могла, что туда вернусь я. Что я стану Пятой Хокаге Деревни Скрытой в Листве.
- Тогда вы и подумать не могли, что О… Орочимару тоже проиграет? – вернувшись к этой мрачной теме, спросила Сакура и Цунаде посерьезнев ответила:
- Да.
«- Кто бы мог подумать, что Он – стремящийся к бессмертию и познанию всех дзюцу в мире покинет этот мир раньше нас? – спрашивает Джирая и начинает негромко, мягко смеяться.
Цунаде хмурится, смотря в неведомую точку пространства. Сцепленные в замок руки касаются кончиков губ.
- Жаль его все же, - наконец, говорит она и откидывается на спинку мягкого удобного кресла – «трона» Хокаге.
- Да… хах… - Джирая проводит рукой по губам словно, стирая послевкусие оставленное смехом и повторяет:
- Да.
Несколько секунд в кабинете Цунаде стоит тишина прерываемая шелестом, извивающихся под напором ветра занавесей. Эту тишину прорезают до боли яркие картинки: «Вот она, тогда ещё двенадцатилетняя девчонка с высоким хвостом и привычкой задирать нос во время разговора, протягивает ладонь белокожему, черноволосому мальчику в старомодном и несколько большом ему кимоно. Он протягивает руку ей в ответ с явным нежеланием, слегка поджав губы и Цунаде краснеет, злится и говорит ему какую-то гадость, связанную с деньгами. В ответ он лишь улыбается и пожимает плечами, словно бы говоря: «Да так и есть. И что с того?» Цунаде такая реакция удивляет и впечатляет. Она думает, что ей повезло с напарником и надеется, что им удастся найти общий язык».
«- А нафига тебе девушка? – спрашивает уже шестнадцатилетняя Цу, валяясь на зеленой траве и смотря на раскинувшуюся над ней ярко-зеленую листву многолетнего платана.
- Затем, что уже почти у всех из нашего выпуска девушка есть. Да и к тому же Джи ударился в активный поиск, а мне не хочется ему проиграть, - отзывается валяющийся рядом Орочимару. – Впрочем, я почти уверен, что его постигнет неудача и он вернется под защиту несчастной любви к тебе, - злорадно и насмешливо выдает он, а Цунаде едва заметно улыбаясь, соглашается:
- Должно быть ты прав».
«- Ни чего более «клевого» мне за всю жизнь не дарили, - мрачно констатирует Цу, смотря на внушительных размеров змею в руках у Орочимару.
Остальные, уже рассевшиеся по местам гости, награждают новоприбывших и особенно Юки-тян испуганными взглядами и фальшивыми улыбками. Дан, сидящий рядом с Джираей последние минут тридцать, спешит под благовидным предлогом избавиться от общества последнего и неуверенно, но без тени страха в глазах, протягивает руку и касается холодной и гладкой чешуи.
Джирая бледнеет и сбегает из дома, сославшись на невероятно срочные и требующие его вмешательства дела в ту же секунду, как только Орочимару, держа змею в руках, направляется в его сторону.
Цунаде улыбается думая, что на романтический вечер с Даном шанс теперь снова есть и, склонившись, шепчет, касаясь губами гладкого шелка черных волос:
- Ничего более клевого мне за всю жизнь не дарили».
Цунаде вспоминает эти и ещё многие-многие другие эпизоды, и собственная жалость кажется ей глупой и неуместной. Этот мальчик и парень жив в её воспоминаниях, должных пробуждать светлую и теплую печаль по утраченному. А тот монстр, что был уничтожен, не заслуживает и тени жалости.
Цунаде вздыхает, мешая свой вздох с шелестом белых занавесей, и думает, что не чувствует ничего из того, что в обычном понимании считается подходящим в такой ситуации. Она чувствует лишь отчаяние, неосознанно думая об Орочимару, его жизни и мечте.
- Мне жаль, очень жаль, - окончательно разрушает тишину Джирая и, печально улыбнувшись, он добавляет – Но одновременно… я испытываю что-то вроде… удовлетворения.
- Он проиграл.
- Ну да. – Джи передернул плечами. – Его «истинное желание» - необходимость тоже оказалось уязвимым. Оно не гарантирует исполнение мечты, так как так, или иначе, оно зиждется на разуме, который тоже может предать… Под конец Орочимару весь отдался экстатическим чувствам, не оставившим ничего кроме жажды как можно скорее достичь цели. Это сделало его опрометчивым и, в конечном итоге, привело к краху.
- Его Мечта не исполнилась, как и твоя, как и моя, - Цунаде усмехнулась, поднялась с кресла и приблизилась к распахнутому, широкому окну. - Есть отчего впасть в отчаяние, - с усмешкой заметила она, хватая нежную шероховатую ткань и отводя её в сторону. Перед глазами возникла, раскинувшаяся в долине, деревня: скопление разноцветных крыш, яркой зелени и жителей - неузнаваемых фигур скользящих по улицам внизу. Цунаде завидует им - не знающим имеющим Мечты, а значит спасенным от неизбежного провала и отчаяния – следствия горького знания о мире в котором Мечтам не суждено претвориться в реальность.
- Отчаяние не обязательно, Цу, - замечает Джи. – Я ведь не отчаялся и Орочимару нет.
Цунаде почувствовала злость.
- Я не идиотка что бы пользоваться глупыми отговорками. Я готова признать правду и я не желаю питать иллюзий и полагаться на веру ложность которой снова и снова доказывает разум, ориентируясь на факты предоставляемые жизнью. А Орочимару… он отчаяться, просто не успел».
После последней фразы, произнесенной Цунаде, вокруг наступает тишина и пустота. Слишком вескими были её слова, слишком яркими рисуемые ими картины. Сакура впервые услышала о жизни Цунаде и почему-то ей кажется, что она единственная удостоившаяся такого откровения. Но почему?..
Сакура непроизвольно сосредоточила свой взгляд на сидящей перед ней Цу, словно бы надеясь найти ответ на этот вопрос. Длинная светлая челка, обрамляет совсем юное, но, пожалуй, слишком строгое для двадцатилетней лицо, создавая удивительное слияние молодости и мудрости, которое едва ли возможно в обычном человеке. На её губах играет легкая, знающая, понимающая и принимающая улыбка, а карие глаза источают тепло. Сакура думает о Цунаде-сенсей которую она знает – молодой-старой женщине с уверенным блеском в глазах и резкими суждениями, которые когда-то должно быть помогали ей находить общий язык с Орочимару. Сакура думает о ней и не находит свидетельств отчаяния владеющего её душой, а сейчас так и вовсе…
Сакура смотрит на Цунаде слишком пристально с всё возрастающим удивлением в глазах.
- «Как?» Это ты, должно быть, хочешь спросить, - улыбается она, явно намекая на свой собственный вопрос когда-то, много лет назад, обращенный к Джирае.
- Как?.. – слегка хмурясь, совершенно серьезно повторяет Сакура и замирает в ожидание ответа.
«-… я перестал преследовать Орочимару спустя три года после той нашей совместной встрече, - говорит Джирая, сфокусировав взгляд на какой-то, не имеющей никакого значения, точке пространства впереди. Цунаде смотрит на него, стоящего посреди неширокой дороги в обрамление заходящих солнечных лучей и грудь сдавливает мучительная боль дурного предчувствия. Да, Джирая сильнейший боец деревни, да за всю свою жизнь он с блеском выполнил не одно дело и все же… отправляться в Страну Дождя на эту Родину Отчаяния, где затаился неизвестный, но ужасный враг…
- Джи… - Цунаде и сама не знает, что именно хочет сказать ему, а даже если бы и знала, Джирая едва ли дал бы ей шанс вставить в свой монолог хоть слово.
- Я перестал его преследовать, но я продолжал за ним следить. Я знал, что раньше или позже он вернется в Скрытый Лист и попытается его уничтожить, и я… мне казалось мой долг не дать этому случиться. Я считал себя в ответе за собственную слабость и не желал, что бы из-за неё пострадали другие – Скрытый Лист. Целых двадцать три года я получал разрозненные сведения о его жутких экспериментах – попытках обрести бессмертие, о его деятельности в качестве члена банды преступников из разных скрытых деревень «Акацуки». А потом я понял, что скоро он начнет действовать и вернулся в Лист.
Джирая едва заметно улыбнулся, смотря на Цунаде.
- Здесь я встретил Наруто и сделался его учителем.
Цунаде улыбнулась в ответ, думая об этом светловолосом, растрепанном парне - любителе рамена и слишком яркого выражения эмоций. Парне, из-за которого она вернулась в деревню и согласилась стать Пятой Хокаге. Он смотрел на неё с таким огнем в глазах и говорил: «Плевать, что у меня нет способностей. Я все равно стану Хокаге!» с такой уверенностью, что Цунаде поверила в него. Поверила в то, что он станет, всенепременно добьется своего и отчаяние, заполнявшее её душу затаилось, словно бы исчезнув, но в любой подходящий момент готовое обрушиться на неё вновь. По возвращение в деревню Цунаде нашла, что Наруто и его напарники - Сакура и Саске - презабавнейшим образом напоминают Джираю, её саму и Орочимару в том же возрасте. Дальнейшие события: уход Саске из деревни, попытки Наруто его вернуть и потерянность Сакуры до глубины души поражают Цунаде, напоминая события давно минувших дней.
- Они словно бы мы, - Цунаде произносит это, смотря на собственное отражение в водах зеркального пруда.
- И вовсе нет, - откликается стоящий где-то за её спиной Джирая. – Что-то внешнее и впрямь похоже, но они другие, - и Цунаде пусть далеко не сразу понимает, что Джи имел в виду под этими словами.
- Может, ты все же победишь в споре, - усмехается Цунаде, вкладывая в свои слова призыв: «У тебя ещё есть незаконченные дела. Ты должен вернуться!»
- Может, и выиграю, - он улыбается и передергивает плечами, теперь смотря прямо на нее, - Впрочем, я, по правде говоря, уже выиграл.
- Уже? Цунаде скептически приподнимает брови и улыбается одними кончиками губ.
- Наруто ТАКОЙ идиот. Ты же знаешь. Он НИКОГДА не откажется от этого ублюдка Саске. – Джи искренне улыбается во все тридцать два и встрепывает невообразимо разросшиеся за все эти годы, сдерживаемые протектором от падения на лицо, уже совсем белые, волосы.
- И мне… по правде мне немного обидно. Ох, - вздохнув, он в пару шагов преодолел расстояние до скамейки, и устроился рядом с Цунаде. – Впрочем, теперь я понимаю, что у меня никогда не было «истинного желания». Я всей душой хотел стать Хокаге, но… оказался не способен на «вечную любовь» и по правде это до сих пор тяготит меня. Я метался от тебя к нему, попутно перебирая ещё многих, но… проблема оказалась не в объекте, а во мне самом. Я мог предложить только «любовь» - обычную, а не совершенную, конечную, а не абсолютную. Я оказался недостаточным Идиотом для «вечной любви», - Джи грустно хохотнул и, повернувшись к Цунаде лицом, сказал:
- Но, в конце концов, я рад, Цу. Я бесконечно рад, что выиграл в том споре. Я, чувствую глубокое удовлетворение от того, что оказался прав и этот мир… - Джи бросил взгляд на верхушки деревьев и темнеющее небо. - Я с ним нынче примирился.
- Потому что в нем есть нечто абсолютное? – спросила Цунаде, смотря на легкую и словно бы нездешнюю улыбку Джираи и его взгляд, направленный в неведомые ей дали.
- Все именно так, - подтверждает Джи. – Но я, впрочем… - он собрался подняться, но Цунаде не дала ему этого сделать, сжав рукой жесткую ткань его, довольно потрепанного временем, красного жилета.
- Ты не можешь быть уверен, что Наруто не откажется от его спасения. Он не ты. Он не откажется от мечты стать Хокаге из-за дурацкой абстракции.
- Не отрицаю, - согласился Джирая, смотря на, склонившую голову, Цу.
- Он станет сильнее, как когда-то стал ты, и, в отличие от тебя, станет Хокаге, отказавшись от бессмысленной погони.
Джирая едва заметно ухмыльнулся.
- Ничего-то ты не понимаешь, Химе.
Цунаде вздрогнула, услышав это свое прозвище от Джираи впервые за очень много лет.
- Если бы мечтой Наруто была треугольная шляпа с полями то, увы, все случилось бы ровно так, как ты и говоришь.
- Но…
- Спроси у него. Я не хочу говорить о том, чего он мне сам никогда не рассказывал. А теперь слушай-ка, Химе, - тогда, много лет назад, когда ты впервые сказала мне об отчаяние, я ушел. Потому что разочаровался, испугался и разозлился. Разочарование ушло уже давно. В тот момент, когда я сам отказался от преследования. Страх, не выдержать и погрузиться в отчаяние вслед за тобой, ушел спустя лет двадцать. А злость покинула меня вот только что.
- Злость? – у Цунаде слезятся глаза и ей, стоит большого труда не дать себе заплакать.
- Я ни чем не мог тебе помочь. Ты не представляешь, как меня это злило, но сейчас… знаешь, Химе, мне хватает веры в то, что Наруто не сдастся и абсолютное все же есть, но ты, и я это понимаю, совсем другое дело. Вера заставляет отчаяние умолкнуть, но не устраняет его. Тебе нужно неоспоримое доказательство и ты его получишь и мысль, что именно я нашел его для тебя, дарит мне глубочайшее удовлетворение. Мне лишь жаль, что этим доказательством не смог стать я, Химе.
Джирая улыбнулся ей широкой улыбкой, точь-в-точь, как раньше. Былой огонь вспыхнул в ней ярко и сильно. А затем…
Затем он ушел».
- Это… - Сакура провела тыльной стороной ладони по лицу, стирая полившиеся слезы. – Это так печально, Цунаде-сенсей.
- Это очень правильно Сакура. Очень правильный конец, - откликнулась Цунаде, поднимаясь на ноги. – И это была очень долгая история, - стряхнув с укороченных синих брюк несколько травинок Цунаде продолжила, - Пора бы нам…
- Вы спросили?
Цунаде замерла, она надеялась, что этот разговор состоится завтра. Она полагала, что Сакуре потребуется время обдумать все рассказанное в связи с собой и своим нынешним состоянием. Цунаде думала, что ей потребуется время для того чтобы решиться задать этот вопрос. Но Сакура смотрела прямо перед собой застывшим и серьезным взглядом, а голос, повторивший вопрос звучал немного ломко, но очень уверено.
- Вы спросили, Цунаде-сенсей?
Цунаде вздохнула и ответила:
- Да.
«- Эээ, а чего это вас вдруг потянуло на откровения, а, Цунаде-баачан? – спросил Наруто, растрепывая светлые, отливающие золотом, волосы.
- С того что я хочу узнать ответ.
- Да у вас никак что-то с памятью стало… видать ваши дзюцу всё же бессильны перед ста…
- Умолкни, - раздраженно пробормотала Цу, складывая руки на груди.
Они с Наруто стояли на широком балконе, с которого открывался замечательный вид на раскинувшуюся в долине деревню и высеченные в скале лица пяти Хокаге.
- Джирая советовал мне задать тебе этот вопрос. Видать думал, что ответ будет иным, а не «моя мечта стать Хокаге», а впрочем… - Цунаде вздохнула и повернулась к Наруто спиной. Сложив руки на перилах, она скорее для себя, чем для кого-либо ещё сказала: - Вечно он выдумывал незнамо что.
- Эро-сенин был весьма проницателен, - раздался за спиной вздох Наруто. – Просто… моя настоящая мечта… я уже давно об этом думаю и после встречи в логове Орочимару,… словом мне кажется, я нашел ответ.
Цунаде замерла.
- Скажешь мне?
- Эээ… я… ведь ненавидел эту деревню, в детстве, - ни с того ни с сего сообщил он.
Цунаде удивленно приподняла брови и выпрямилась, намереваясь обернуться, но вновь зазвучавший голос Наруто остановил её.
- Из-за девятихвостого никто не хотел мне и слова сказать, ну разве что какую-нибудь гадость, - он вздохнул. – Отстойное это было времечко, даттебайо. Я один против всего мира. Жители слились для меня в единое опасное и отвергающее меня существо. Оно было деревней, а деревня всем миром. Я выжил благодаря ненависти. Я всегда знал, что я прав и отчаянно защищался, а потом… я встретил Саске. И он был первым кого я воспринял, как отдельного человека, а не злобную массу несправедливо ополчившуюся против меня. Он стал для меня целым миром, миром который отвергал меня не по причине какой-то абстрактной ненависти, а потому что считал недостойным. И мне отчаянно захотелось доказать что мир не прав. Я захотел, чтобы он оценил меня, признал,… полюбил. Через Саске «лица» для меня обрели, и другие жители деревни и тогда… он вел себя особенно ублюдочно и я решил, что добьюсь, признания «всего мира» – стану Хокаге, тем самым вынудив и его, входящего в этот «мир» признать меня.
- Ты не думал, что он может покинуть Лист?
- Глупо я просчитался, да? Мир оказался больше Деревни Скрытой в Листве и он свалил, оставив меня ни с чем.
- Ни с чем?
- Без него все теряет значение. Нет, я, конечно, стану Хокаге и буду защищать жителей, и может даже, когда-нибудь, женюсь на Сакуре-тян, но все это произойдет не раньше, чем я верну его в деревню. Только когда он снова будет ходить в пределах досягаемости - в границах Листа, и все больше отмалчиваться лишь изредка, выдавая пару междометий или колкость в ответ на вопрос,… только тогда все снова обретет значение и можно будет Жить, а не Преследовать.
Цунаде несколько минут молчала, смотря на бегающую по детской площадке детвору.
- А если он не вернется?
- Цунаде-баачан, если потребуется я буду преследовать его вечно.
- И не отступишься от своих слов? – усмехнулась Цунаде, поворачиваясь к Наруто лицом.
- Таков мой путь ниндзя».
- Саске не вернется, Наруто не откажется от него, потому что Саске - его признание и любовь - и есть его главная мечта. А что же я, Цунаде-сенсей? Я уже ничего не понимаю и не знаю, как следует поступать! Я запуталась и отчаяние, о котором вы говорили… оно знакомо мне.
- Сакура…
Девушка замотала головой, явно желая высказаться.
- Я любила Саске, Наруто любил меня и они терпеть не могли друг друга, но… при этом мы были командой, - Сакура всхлипнула. – Мы были вместе и, по правде говоря, это было самым главным для меня. Затем Саске-кун ушел, и я хотела вернуть его. Я попросила Наруто сделать это. Так… эгоистично с моей стороны. Осознав это, я захотела чтобы мы вернули его вместе, стала ваше й ученицей и за эти годы… то, что Саске говорит, как поступает… я подумала, что правильно будет исполнить вынесенный ему приговор, я подумала, что мне стоит выбрать Наруто. А он сказал мне, что неправильно лгать себе и ему, говоря о Любви. Он сказал, что хочет вернуть Саске для себя, что фактически, моя давняя просьба не имела никакого смысла. Но разве это верно? Отказываться от жизни и пытаться спасти Саске, который делает все эти ужасные вещи? Разве это правильно?
- Это не вопрос правильности/неправильности Сакура.
- Я… я понимаю. И я не смогла убить его, хотя мне и представился идеальный случай и все же,… как не обидно это признавать, но мне не хватает той силы чувств, что есть у Наруто. Я… я запуталась. Я все ещё люблю Саске, но я не могу ни понять, ни принять его поступки, я думаю, он заслужил наказание, и я не стала бы препятствовать его исполнению. А Наруто… я не знаю… - у Сакуры из крепко зажмуренных глаз текли слезы, а слова вырывались неровной, сбивчивой волной, свидетельством о том, насколько глубоко все сказанное её трогает. – Иногда… иногда мне кажется, мы могли бы быть вместе, но его не устраивает то, что я «лгу себе и ему» по-прежнему испытывая чувства к Саске. И я начинаю ненавидеть и Саске, и себя, и Наруто…
Цунаде опустила на колени и, подавшись вперед, крепко обняла Сакуру.
- Я… я чувствую отчаяние, Цунаде-сенсей, - окончательно разрыдалась девушка, и я совсем-совсем не знаю, как мне выпутаться из всего этого, как поступить?..
- Сакура, - отстранившись, Цунаде крепко сжала плечи девушки. – Все эти сложности не имеют никакого значения. Важно только одно: чего же ты на самом деле хочешь?
- Я… - Сакура устремила невидящий взгляд на лицо Цунаде.
«У Саске усталый взгляд и он выглядит бледнее обычного, особенно это заметно по контрасту с длинными черными прядями, обрамляющими лицо. Он приоткрыл дверь лишь слегка и, кажется, совсем не рад её видеть.
- Сакура… - в его голосе ни тени энтузиазма всего лишь констатация неприятного, но закономерного факта. Наверное, точно также он сказал бы «Дождь…» позабыв зонт дома и у Сакуры, от этих мыслей, становится неприятно на душе, а руки против воли крепче сжимают пакет с лекарствами и парой душистых апельсинов.
- Я… мне захотелось… - Сакура запнулась, наткнувшись на усталый и равнодушный взгляд его черных глаз - затягивающих и лишающих способности связно излагать свои мысли, – так как больше не кому…
Саске явно напрягся после этих слов, его рука крепче сжала ручку двери и вокруг, разом, значительно похолодало, так, что Сакура вздрогнула, хотя на ней и было теплое пальто.
Явилась и напомнила о смерти близких…
- Я такая неуклюжая, Саске-кун, - выдохнула она, принимаясь буравить взглядом его босые ноги и деревянные половицы коридора. – Вечно все не то говорю и делаю. Но это ведь… это ведь все потому, что я…
- Перестань, - приказал он не терпящим возражения тоном и, протянув руку, забрал пакет. У него были очень холодные пальцы.
- Может мне?.. – Сакура и сама не знала, что хотела предложить, возможно, свою помощь? В любом случае Саске не оставил ей ни шанса бросив короткое:
- Спасибо, - он запер дверь, оставив Сакуру одной на лестничной площадке.
То, что она плачет, Сакура осознала далеко не сразу, а осознав, она с легкой удивленной улыбкой стерла слезы. Саске взял пакет и это самое главное, это дает ей - Сакуре надежду, что однажды где-то там в неопределенном будущем Саске позволит ей сказать:
- … потому что я люблю тебя.
И ответит:
- Я тебя тоже.
Сбегая по ступенькам лестницы, Сакура думает, что это её самое заветное желание и, думая о нем она чувствует себя счастливой».
«Наруто вваливается в её комнату с цветами и большой увитой широкой красной лентой коробкой. Он улыбается своей фирменной солнечной улыбкой во все тридцать два и самым первым в этот первый день шестнадцатого года жизни Сакуры произносит:
- С днем рождения!
Сакура несколько неловко улыбается ему в ответ, думая о не уложенных волосах, разобранной постели и кипе книг на столе. Но ей приятен этот неожиданный визит, приятно знать, что Наруто, так сильно хотел поздравить её самым первым.
- Спасибо, - Сакура принимает из его рук подарок и цветы.
- А теперь открой! – постановляет он, и она невольно заряжается его энтузиазмом.
Бант поддается далеко не сразу и эта борьба, за право увидеть то, что скрыто в коробке, не на шутку захватывает Сакуру. А когда она видит новехонькие черные перчатки, изготовленные в Деревне Скрытой в Траве, при помощи особенной технологии и способные выдерживать силу любого удара, Сакура не сдерживает ликующий возглас.
- Но как ты узнал? – улыбаясь, спрашивает она, спешно натягивая перчатки на руки.
- О, это был сложный план, даттебайо! В нем участвовали Конохамару, Удон, Моэги, Ли, Шизуне и Тон-Тон.
Разглядывая одетые в перчатки руки Сакура ловит себя на сильнейшем желание как можно скорее опробовать их – пустить кулаки в ход.
- Ты мог бы просто спросить меня…
- Но так было бы неинтересно, - Наруто беззаботно передергивает плечами и серьезнее: - Я хотел, чтобы это был сюрприз.
Сакура немного теряется и едва заметно краснеет в ответ на это признание.
- Ну, ты даешь…
- Не делай вид, что тебя это удивляет, - улыбается он. – Ты ведь знаешь, что я люблю тебя, Сакура-тян, - он произносит это так просто, словно это какой-то очевидный факт, единственно правильное решение.
И Сакура, мечтавшая в детстве о взрыве чувств, о «я ненавижу» и «я люблю» смешанных в единое целое и необыкновенной сложности связать хоть пару слов, стоя перед объектом своей любви, чувствует глубокое довольство, услышав это признание. У него нет червонного оттенка счастья, но оно куда как надежнее, долговечнее и правильнее. И Сакуре хочется сказать:
- Я тебя тоже.
И её самое заветное желание чтобы Наруто принял этот ответ».
«- Как же ты меня бесишь, Сас, - выдает Наруто, крепко удерживая Саске за высокий воротник темно-синей футболки. Хрипотца в его голосе сейчас проступает гораздо яснее, придавая его голосу угрожающие нотки. Сакура смотрит на его потемневшие до темной-синевы предгрозового неба глаза и судорожно сглатывает. Ей так не хочется новых драк, а Наруто сейчас в паре шагов от того чтобы перегнуть палку.
- Отпусти, - холодно требует Саске, меланхолично смотря куда-то сквозь него.
- Свалишься, - отрывисто бросает Наруто, инстинктивно крепче сжимая ткань.
- А тебе то что? – спрашивает Саске. Теперь он смотрит прямо на него и едва заметно, насмешливо улыбается. И это очень плохо, потому что в последнее время все их драки начинаются вот как-то так.
- Мне?.. – Наруто криво усмехнулся и разжал руку.
Саске раздраженно зашипел, свалившись на каменистую землю, а Наруто сложив руки на груди сообщил:
- Мне до этого уж, разумеется, никакого дела нет.
- Приятно знать, что у тебя все же есть здравый смысл, - не без изрядной доли яда откликнулся Саске, а Сакура подумала, что драки, кажется, удастся избежать. А когда спустя полчаса Наруто, бросив взгляд на усиленно выискивающего что-то под ногами Саске, сказал:
- Прости, - а Саске вместо того что бы сказать привычное «Перестань» или выдать свое фирменное, надменное «Хм» начинает говорить что-то про «свое неверное решение из-за которого у них проблемы» Сакура чувствует себя очень и очень счастливой и улыбается привычно раздражая Саске и вызывая у Наруто столь же привычные восторги.
Сакуру радует что, несмотря на все перипетии и кажущуюся запутанность отношений они есть и они друзья. И больше всего на свете Сакуре хочется, чтобы так было всегда».
- Цу! Черт возьми, ты ни капли не изменилась!
«Чья-то» рука с силой сжала её плечо. Цунаде прекрасно знала, кому именно она принадлежит, но боялась обернуться. Ей не хотелось видеть Джираю душу которого заполнило отчаяние, а оно не могло не заполнить её после… после всего.
- Цу, - Джи, не дождавшись от неё никакой адекватной реакции, решил действовать сам и, применив силу, заставил её развернуться в свою сторону. И облик Джираи в тот момент стал одним из сильнейших потрясений за всю жизнь Цунаде. Быть может со стороны её широко распахнутые глаза и приоткрытые, в слишком глубоком для звукового сопровождения удивление, губы могли навести посторонних на мысль о любви - о встрече после долгой разлуки. За это предположение говорила и теплая улыбка Джи и его, вовсе не пустой и меланхоличный взгляд.
- Как?.. – это было первое, что спросила Цунаде не в силах уразуметь, как Джирае удалось избежать отчаяния. Почему тот когда-то так ярко горевший огонь не угас, а превратился в теплое, мудрое, печальное тепло.
- Как? – повторила Цунаде, чувствуя, как впервые за долгое время, глаза начинают слезиться. - Ты ведь проиграл. Ты ведь больше не преследуешь его. Твоя мечта об абсолютном, вечном и реальном разбилась и ты не…
- Брось, Цу, с чего начинать разговор с такой неприятной темы?
Цунаде успевает заметить залегшую между бровей морщинку и улыбку, дрожащую и старающуюся удержаться на лице изо всех сил, а уже в следующую секунду, Джирая обнимает её за плечи и быстрым шагом, присоединяется к уличному движению.
- Мне неприятно об этом говорить, - замечает он, спустя несколько проведенных в тишине минут, наполненных неуклонным движением вперед. – Но ради тебя я само собой сделаю исключение. Я действительно бросил это преследование. Меня не хватило и мне… от этого неприятно, но… - он остановился и, чуть крепче сжав плечо Цунаде, заставил вовремя остановиться и её.
- Взгляни вокруг.
Цунаде, которая, уже отошла от первых секунд глубокого потрясения удивленно расширила глаза.
- Сделать что? – переспросила она, кидая взгляд на профиль Джи. Его серьезный взгляд и подрагивающие кончики губ – свидетельство все той же напряженной, преодолевающей внутреннее сопротивление улыбки.
- Посмотри вокруг, Цу.
Цунаде едва заметно нахмурилась, не понимая, к чему ведет Джи. Ей было досадно за свое поведение в начале разговора, его руку, обнимающую её плечи и эту нелепую ходьбу. И все же она выполнила просьбу Джи, оглядев простирающийся перед ней пейзаж: белоснежная вывеска с кроваво-красным «Саке» справа; громко хохочущий мужчина, задравший голову к ярко-синему безоблачному небу; поджавшая губы женщина и плетущаяся вслед за ней, глазеющая по сторонам, девчонка, одергиваемая резким движением руки матери, призывающим её идти быстрее; молодая, держащаяся за руки, и смущенно улыбающаяся парочка, словно извиняющаяся за свое счастье перед миром и многие-многие другие снующие туда-сюда.
- Ну и… - непонимающе тянет Цунаде и получает в ответ:
- Каждый из них.
- Каждый?..
- Да. Каждый. Пойми, Цу, каждый из них может оказаться способен на то на что оказался неспособен я. Каждый из них быть может способен на «истинное желание» - на «вечную любовь» - реальную, абсолютную и вечную.
Цунаде усмехнулась и, прикрыв глаза, произнесла лишь одно:
- Так просто?..
- Единственно верно.
Ощущая легкую дрожь, сотрясающую его тело и поневоле передающуюся ей, Цунаде вздыхает:
- Нелегко же тебе держаться за эту соломинку.
- Она не дает мне упасть в бездну отчаяния.
- Да… - соглашается Цунаде и обнимает себя руками. Соломинка может спасти от падения, но она никак не в силах помочь выбраться из бездны уже павшему.
- Отчаяние, - шепчет Цу, думая, что ей никогда не избавиться от него.
Не в этой жизни».
- Мы пробыли вместе чуть больше пары дней. Ему не удалось убедить меня вернуться в Скрытый Лист, да он и не особенно старался. После этого наша связь прервалась на долгие двадцать три года.
Сакура, пусть и знавшая от Наруто, что Цунаде-сенсей много больше двадцати на которые она выглядит, все же была поражена называемыми ею большими временными промежутками, которые, собираясь вместе, указывали на долгую жизнь этой с виду молодой девушки, которой уже верно давно за пятьдесят.
- Я слышала о нем временами. Но никогда не стремилась к личной встрече. Наши пути разошлись в тот день достигнув логического завершения так мне казалось в те времена. В те дни я и подумать не могла, что Джи, вновь покинувший деревню, ударившийся в разврат, выпивку и написание непристойных книжонок ещё раз вернется в Коноху. Тогда я и подумать не могла, что туда вернусь я. Что я стану Пятой Хокаге Деревни Скрытой в Листве.
- Тогда вы и подумать не могли, что О… Орочимару тоже проиграет? – вернувшись к этой мрачной теме, спросила Сакура и Цунаде посерьезнев ответила:
- Да.
«- Кто бы мог подумать, что Он – стремящийся к бессмертию и познанию всех дзюцу в мире покинет этот мир раньше нас? – спрашивает Джирая и начинает негромко, мягко смеяться.
Цунаде хмурится, смотря в неведомую точку пространства. Сцепленные в замок руки касаются кончиков губ.
- Жаль его все же, - наконец, говорит она и откидывается на спинку мягкого удобного кресла – «трона» Хокаге.
- Да… хах… - Джирая проводит рукой по губам словно, стирая послевкусие оставленное смехом и повторяет:
- Да.
Несколько секунд в кабинете Цунаде стоит тишина прерываемая шелестом, извивающихся под напором ветра занавесей. Эту тишину прорезают до боли яркие картинки: «Вот она, тогда ещё двенадцатилетняя девчонка с высоким хвостом и привычкой задирать нос во время разговора, протягивает ладонь белокожему, черноволосому мальчику в старомодном и несколько большом ему кимоно. Он протягивает руку ей в ответ с явным нежеланием, слегка поджав губы и Цунаде краснеет, злится и говорит ему какую-то гадость, связанную с деньгами. В ответ он лишь улыбается и пожимает плечами, словно бы говоря: «Да так и есть. И что с того?» Цунаде такая реакция удивляет и впечатляет. Она думает, что ей повезло с напарником и надеется, что им удастся найти общий язык».
«- А нафига тебе девушка? – спрашивает уже шестнадцатилетняя Цу, валяясь на зеленой траве и смотря на раскинувшуюся над ней ярко-зеленую листву многолетнего платана.
- Затем, что уже почти у всех из нашего выпуска девушка есть. Да и к тому же Джи ударился в активный поиск, а мне не хочется ему проиграть, - отзывается валяющийся рядом Орочимару. – Впрочем, я почти уверен, что его постигнет неудача и он вернется под защиту несчастной любви к тебе, - злорадно и насмешливо выдает он, а Цунаде едва заметно улыбаясь, соглашается:
- Должно быть ты прав».
«- Ни чего более «клевого» мне за всю жизнь не дарили, - мрачно констатирует Цу, смотря на внушительных размеров змею в руках у Орочимару.
Остальные, уже рассевшиеся по местам гости, награждают новоприбывших и особенно Юки-тян испуганными взглядами и фальшивыми улыбками. Дан, сидящий рядом с Джираей последние минут тридцать, спешит под благовидным предлогом избавиться от общества последнего и неуверенно, но без тени страха в глазах, протягивает руку и касается холодной и гладкой чешуи.
Джирая бледнеет и сбегает из дома, сославшись на невероятно срочные и требующие его вмешательства дела в ту же секунду, как только Орочимару, держа змею в руках, направляется в его сторону.
Цунаде улыбается думая, что на романтический вечер с Даном шанс теперь снова есть и, склонившись, шепчет, касаясь губами гладкого шелка черных волос:
- Ничего более клевого мне за всю жизнь не дарили».
Цунаде вспоминает эти и ещё многие-многие другие эпизоды, и собственная жалость кажется ей глупой и неуместной. Этот мальчик и парень жив в её воспоминаниях, должных пробуждать светлую и теплую печаль по утраченному. А тот монстр, что был уничтожен, не заслуживает и тени жалости.
Цунаде вздыхает, мешая свой вздох с шелестом белых занавесей, и думает, что не чувствует ничего из того, что в обычном понимании считается подходящим в такой ситуации. Она чувствует лишь отчаяние, неосознанно думая об Орочимару, его жизни и мечте.
- Мне жаль, очень жаль, - окончательно разрушает тишину Джирая и, печально улыбнувшись, он добавляет – Но одновременно… я испытываю что-то вроде… удовлетворения.
- Он проиграл.
- Ну да. – Джи передернул плечами. – Его «истинное желание» - необходимость тоже оказалось уязвимым. Оно не гарантирует исполнение мечты, так как так, или иначе, оно зиждется на разуме, который тоже может предать… Под конец Орочимару весь отдался экстатическим чувствам, не оставившим ничего кроме жажды как можно скорее достичь цели. Это сделало его опрометчивым и, в конечном итоге, привело к краху.
- Его Мечта не исполнилась, как и твоя, как и моя, - Цунаде усмехнулась, поднялась с кресла и приблизилась к распахнутому, широкому окну. - Есть отчего впасть в отчаяние, - с усмешкой заметила она, хватая нежную шероховатую ткань и отводя её в сторону. Перед глазами возникла, раскинувшаяся в долине, деревня: скопление разноцветных крыш, яркой зелени и жителей - неузнаваемых фигур скользящих по улицам внизу. Цунаде завидует им - не знающим имеющим Мечты, а значит спасенным от неизбежного провала и отчаяния – следствия горького знания о мире в котором Мечтам не суждено претвориться в реальность.
- Отчаяние не обязательно, Цу, - замечает Джи. – Я ведь не отчаялся и Орочимару нет.
Цунаде почувствовала злость.
- Я не идиотка что бы пользоваться глупыми отговорками. Я готова признать правду и я не желаю питать иллюзий и полагаться на веру ложность которой снова и снова доказывает разум, ориентируясь на факты предоставляемые жизнью. А Орочимару… он отчаяться, просто не успел».
После последней фразы, произнесенной Цунаде, вокруг наступает тишина и пустота. Слишком вескими были её слова, слишком яркими рисуемые ими картины. Сакура впервые услышала о жизни Цунаде и почему-то ей кажется, что она единственная удостоившаяся такого откровения. Но почему?..
Сакура непроизвольно сосредоточила свой взгляд на сидящей перед ней Цу, словно бы надеясь найти ответ на этот вопрос. Длинная светлая челка, обрамляет совсем юное, но, пожалуй, слишком строгое для двадцатилетней лицо, создавая удивительное слияние молодости и мудрости, которое едва ли возможно в обычном человеке. На её губах играет легкая, знающая, понимающая и принимающая улыбка, а карие глаза источают тепло. Сакура думает о Цунаде-сенсей которую она знает – молодой-старой женщине с уверенным блеском в глазах и резкими суждениями, которые когда-то должно быть помогали ей находить общий язык с Орочимару. Сакура думает о ней и не находит свидетельств отчаяния владеющего её душой, а сейчас так и вовсе…
Сакура смотрит на Цунаде слишком пристально с всё возрастающим удивлением в глазах.
- «Как?» Это ты, должно быть, хочешь спросить, - улыбается она, явно намекая на свой собственный вопрос когда-то, много лет назад, обращенный к Джирае.
- Как?.. – слегка хмурясь, совершенно серьезно повторяет Сакура и замирает в ожидание ответа.
«-… я перестал преследовать Орочимару спустя три года после той нашей совместной встрече, - говорит Джирая, сфокусировав взгляд на какой-то, не имеющей никакого значения, точке пространства впереди. Цунаде смотрит на него, стоящего посреди неширокой дороги в обрамление заходящих солнечных лучей и грудь сдавливает мучительная боль дурного предчувствия. Да, Джирая сильнейший боец деревни, да за всю свою жизнь он с блеском выполнил не одно дело и все же… отправляться в Страну Дождя на эту Родину Отчаяния, где затаился неизвестный, но ужасный враг…
- Джи… - Цунаде и сама не знает, что именно хочет сказать ему, а даже если бы и знала, Джирая едва ли дал бы ей шанс вставить в свой монолог хоть слово.
- Я перестал его преследовать, но я продолжал за ним следить. Я знал, что раньше или позже он вернется в Скрытый Лист и попытается его уничтожить, и я… мне казалось мой долг не дать этому случиться. Я считал себя в ответе за собственную слабость и не желал, что бы из-за неё пострадали другие – Скрытый Лист. Целых двадцать три года я получал разрозненные сведения о его жутких экспериментах – попытках обрести бессмертие, о его деятельности в качестве члена банды преступников из разных скрытых деревень «Акацуки». А потом я понял, что скоро он начнет действовать и вернулся в Лист.
Джирая едва заметно улыбнулся, смотря на Цунаде.
- Здесь я встретил Наруто и сделался его учителем.
Цунаде улыбнулась в ответ, думая об этом светловолосом, растрепанном парне - любителе рамена и слишком яркого выражения эмоций. Парне, из-за которого она вернулась в деревню и согласилась стать Пятой Хокаге. Он смотрел на неё с таким огнем в глазах и говорил: «Плевать, что у меня нет способностей. Я все равно стану Хокаге!» с такой уверенностью, что Цунаде поверила в него. Поверила в то, что он станет, всенепременно добьется своего и отчаяние, заполнявшее её душу затаилось, словно бы исчезнув, но в любой подходящий момент готовое обрушиться на неё вновь. По возвращение в деревню Цунаде нашла, что Наруто и его напарники - Сакура и Саске - презабавнейшим образом напоминают Джираю, её саму и Орочимару в том же возрасте. Дальнейшие события: уход Саске из деревни, попытки Наруто его вернуть и потерянность Сакуры до глубины души поражают Цунаде, напоминая события давно минувших дней.
- Они словно бы мы, - Цунаде произносит это, смотря на собственное отражение в водах зеркального пруда.
- И вовсе нет, - откликается стоящий где-то за её спиной Джирая. – Что-то внешнее и впрямь похоже, но они другие, - и Цунаде пусть далеко не сразу понимает, что Джи имел в виду под этими словами.
- Может, ты все же победишь в споре, - усмехается Цунаде, вкладывая в свои слова призыв: «У тебя ещё есть незаконченные дела. Ты должен вернуться!»
- Может, и выиграю, - он улыбается и передергивает плечами, теперь смотря прямо на нее, - Впрочем, я, по правде говоря, уже выиграл.
- Уже? Цунаде скептически приподнимает брови и улыбается одними кончиками губ.
- Наруто ТАКОЙ идиот. Ты же знаешь. Он НИКОГДА не откажется от этого ублюдка Саске. – Джи искренне улыбается во все тридцать два и встрепывает невообразимо разросшиеся за все эти годы, сдерживаемые протектором от падения на лицо, уже совсем белые, волосы.
- И мне… по правде мне немного обидно. Ох, - вздохнув, он в пару шагов преодолел расстояние до скамейки, и устроился рядом с Цунаде. – Впрочем, теперь я понимаю, что у меня никогда не было «истинного желания». Я всей душой хотел стать Хокаге, но… оказался не способен на «вечную любовь» и по правде это до сих пор тяготит меня. Я метался от тебя к нему, попутно перебирая ещё многих, но… проблема оказалась не в объекте, а во мне самом. Я мог предложить только «любовь» - обычную, а не совершенную, конечную, а не абсолютную. Я оказался недостаточным Идиотом для «вечной любви», - Джи грустно хохотнул и, повернувшись к Цунаде лицом, сказал:
- Но, в конце концов, я рад, Цу. Я бесконечно рад, что выиграл в том споре. Я, чувствую глубокое удовлетворение от того, что оказался прав и этот мир… - Джи бросил взгляд на верхушки деревьев и темнеющее небо. - Я с ним нынче примирился.
- Потому что в нем есть нечто абсолютное? – спросила Цунаде, смотря на легкую и словно бы нездешнюю улыбку Джираи и его взгляд, направленный в неведомые ей дали.
- Все именно так, - подтверждает Джи. – Но я, впрочем… - он собрался подняться, но Цунаде не дала ему этого сделать, сжав рукой жесткую ткань его, довольно потрепанного временем, красного жилета.
- Ты не можешь быть уверен, что Наруто не откажется от его спасения. Он не ты. Он не откажется от мечты стать Хокаге из-за дурацкой абстракции.
- Не отрицаю, - согласился Джирая, смотря на, склонившую голову, Цу.
- Он станет сильнее, как когда-то стал ты, и, в отличие от тебя, станет Хокаге, отказавшись от бессмысленной погони.
Джирая едва заметно ухмыльнулся.
- Ничего-то ты не понимаешь, Химе.
Цунаде вздрогнула, услышав это свое прозвище от Джираи впервые за очень много лет.
- Если бы мечтой Наруто была треугольная шляпа с полями то, увы, все случилось бы ровно так, как ты и говоришь.
- Но…
- Спроси у него. Я не хочу говорить о том, чего он мне сам никогда не рассказывал. А теперь слушай-ка, Химе, - тогда, много лет назад, когда ты впервые сказала мне об отчаяние, я ушел. Потому что разочаровался, испугался и разозлился. Разочарование ушло уже давно. В тот момент, когда я сам отказался от преследования. Страх, не выдержать и погрузиться в отчаяние вслед за тобой, ушел спустя лет двадцать. А злость покинула меня вот только что.
- Злость? – у Цунаде слезятся глаза и ей, стоит большого труда не дать себе заплакать.
- Я ни чем не мог тебе помочь. Ты не представляешь, как меня это злило, но сейчас… знаешь, Химе, мне хватает веры в то, что Наруто не сдастся и абсолютное все же есть, но ты, и я это понимаю, совсем другое дело. Вера заставляет отчаяние умолкнуть, но не устраняет его. Тебе нужно неоспоримое доказательство и ты его получишь и мысль, что именно я нашел его для тебя, дарит мне глубочайшее удовлетворение. Мне лишь жаль, что этим доказательством не смог стать я, Химе.
Джирая улыбнулся ей широкой улыбкой, точь-в-точь, как раньше. Былой огонь вспыхнул в ней ярко и сильно. А затем…
Затем он ушел».
- Это… - Сакура провела тыльной стороной ладони по лицу, стирая полившиеся слезы. – Это так печально, Цунаде-сенсей.
- Это очень правильно Сакура. Очень правильный конец, - откликнулась Цунаде, поднимаясь на ноги. – И это была очень долгая история, - стряхнув с укороченных синих брюк несколько травинок Цунаде продолжила, - Пора бы нам…
- Вы спросили?
Цунаде замерла, она надеялась, что этот разговор состоится завтра. Она полагала, что Сакуре потребуется время обдумать все рассказанное в связи с собой и своим нынешним состоянием. Цунаде думала, что ей потребуется время для того чтобы решиться задать этот вопрос. Но Сакура смотрела прямо перед собой застывшим и серьезным взглядом, а голос, повторивший вопрос звучал немного ломко, но очень уверено.
- Вы спросили, Цунаде-сенсей?
Цунаде вздохнула и ответила:
- Да.
«- Эээ, а чего это вас вдруг потянуло на откровения, а, Цунаде-баачан? – спросил Наруто, растрепывая светлые, отливающие золотом, волосы.
- С того что я хочу узнать ответ.
- Да у вас никак что-то с памятью стало… видать ваши дзюцу всё же бессильны перед ста…
- Умолкни, - раздраженно пробормотала Цу, складывая руки на груди.
Они с Наруто стояли на широком балконе, с которого открывался замечательный вид на раскинувшуюся в долине деревню и высеченные в скале лица пяти Хокаге.
- Джирая советовал мне задать тебе этот вопрос. Видать думал, что ответ будет иным, а не «моя мечта стать Хокаге», а впрочем… - Цунаде вздохнула и повернулась к Наруто спиной. Сложив руки на перилах, она скорее для себя, чем для кого-либо ещё сказала: - Вечно он выдумывал незнамо что.
- Эро-сенин был весьма проницателен, - раздался за спиной вздох Наруто. – Просто… моя настоящая мечта… я уже давно об этом думаю и после встречи в логове Орочимару,… словом мне кажется, я нашел ответ.
Цунаде замерла.
- Скажешь мне?
- Эээ… я… ведь ненавидел эту деревню, в детстве, - ни с того ни с сего сообщил он.
Цунаде удивленно приподняла брови и выпрямилась, намереваясь обернуться, но вновь зазвучавший голос Наруто остановил её.
- Из-за девятихвостого никто не хотел мне и слова сказать, ну разве что какую-нибудь гадость, - он вздохнул. – Отстойное это было времечко, даттебайо. Я один против всего мира. Жители слились для меня в единое опасное и отвергающее меня существо. Оно было деревней, а деревня всем миром. Я выжил благодаря ненависти. Я всегда знал, что я прав и отчаянно защищался, а потом… я встретил Саске. И он был первым кого я воспринял, как отдельного человека, а не злобную массу несправедливо ополчившуюся против меня. Он стал для меня целым миром, миром который отвергал меня не по причине какой-то абстрактной ненависти, а потому что считал недостойным. И мне отчаянно захотелось доказать что мир не прав. Я захотел, чтобы он оценил меня, признал,… полюбил. Через Саске «лица» для меня обрели, и другие жители деревни и тогда… он вел себя особенно ублюдочно и я решил, что добьюсь, признания «всего мира» – стану Хокаге, тем самым вынудив и его, входящего в этот «мир» признать меня.
- Ты не думал, что он может покинуть Лист?
- Глупо я просчитался, да? Мир оказался больше Деревни Скрытой в Листве и он свалил, оставив меня ни с чем.
- Ни с чем?
- Без него все теряет значение. Нет, я, конечно, стану Хокаге и буду защищать жителей, и может даже, когда-нибудь, женюсь на Сакуре-тян, но все это произойдет не раньше, чем я верну его в деревню. Только когда он снова будет ходить в пределах досягаемости - в границах Листа, и все больше отмалчиваться лишь изредка, выдавая пару междометий или колкость в ответ на вопрос,… только тогда все снова обретет значение и можно будет Жить, а не Преследовать.
Цунаде несколько минут молчала, смотря на бегающую по детской площадке детвору.
- А если он не вернется?
- Цунаде-баачан, если потребуется я буду преследовать его вечно.
- И не отступишься от своих слов? – усмехнулась Цунаде, поворачиваясь к Наруто лицом.
- Таков мой путь ниндзя».
- Саске не вернется, Наруто не откажется от него, потому что Саске - его признание и любовь - и есть его главная мечта. А что же я, Цунаде-сенсей? Я уже ничего не понимаю и не знаю, как следует поступать! Я запуталась и отчаяние, о котором вы говорили… оно знакомо мне.
- Сакура…
Девушка замотала головой, явно желая высказаться.
- Я любила Саске, Наруто любил меня и они терпеть не могли друг друга, но… при этом мы были командой, - Сакура всхлипнула. – Мы были вместе и, по правде говоря, это было самым главным для меня. Затем Саске-кун ушел, и я хотела вернуть его. Я попросила Наруто сделать это. Так… эгоистично с моей стороны. Осознав это, я захотела чтобы мы вернули его вместе, стала ваше й ученицей и за эти годы… то, что Саске говорит, как поступает… я подумала, что правильно будет исполнить вынесенный ему приговор, я подумала, что мне стоит выбрать Наруто. А он сказал мне, что неправильно лгать себе и ему, говоря о Любви. Он сказал, что хочет вернуть Саске для себя, что фактически, моя давняя просьба не имела никакого смысла. Но разве это верно? Отказываться от жизни и пытаться спасти Саске, который делает все эти ужасные вещи? Разве это правильно?
- Это не вопрос правильности/неправильности Сакура.
- Я… я понимаю. И я не смогла убить его, хотя мне и представился идеальный случай и все же,… как не обидно это признавать, но мне не хватает той силы чувств, что есть у Наруто. Я… я запуталась. Я все ещё люблю Саске, но я не могу ни понять, ни принять его поступки, я думаю, он заслужил наказание, и я не стала бы препятствовать его исполнению. А Наруто… я не знаю… - у Сакуры из крепко зажмуренных глаз текли слезы, а слова вырывались неровной, сбивчивой волной, свидетельством о том, насколько глубоко все сказанное её трогает. – Иногда… иногда мне кажется, мы могли бы быть вместе, но его не устраивает то, что я «лгу себе и ему» по-прежнему испытывая чувства к Саске. И я начинаю ненавидеть и Саске, и себя, и Наруто…
Цунаде опустила на колени и, подавшись вперед, крепко обняла Сакуру.
- Я… я чувствую отчаяние, Цунаде-сенсей, - окончательно разрыдалась девушка, и я совсем-совсем не знаю, как мне выпутаться из всего этого, как поступить?..
- Сакура, - отстранившись, Цунаде крепко сжала плечи девушки. – Все эти сложности не имеют никакого значения. Важно только одно: чего же ты на самом деле хочешь?
- Я… - Сакура устремила невидящий взгляд на лицо Цунаде.
«У Саске усталый взгляд и он выглядит бледнее обычного, особенно это заметно по контрасту с длинными черными прядями, обрамляющими лицо. Он приоткрыл дверь лишь слегка и, кажется, совсем не рад её видеть.
- Сакура… - в его голосе ни тени энтузиазма всего лишь констатация неприятного, но закономерного факта. Наверное, точно также он сказал бы «Дождь…» позабыв зонт дома и у Сакуры, от этих мыслей, становится неприятно на душе, а руки против воли крепче сжимают пакет с лекарствами и парой душистых апельсинов.
- Я… мне захотелось… - Сакура запнулась, наткнувшись на усталый и равнодушный взгляд его черных глаз - затягивающих и лишающих способности связно излагать свои мысли, – так как больше не кому…
Саске явно напрягся после этих слов, его рука крепче сжала ручку двери и вокруг, разом, значительно похолодало, так, что Сакура вздрогнула, хотя на ней и было теплое пальто.
Явилась и напомнила о смерти близких…
- Я такая неуклюжая, Саске-кун, - выдохнула она, принимаясь буравить взглядом его босые ноги и деревянные половицы коридора. – Вечно все не то говорю и делаю. Но это ведь… это ведь все потому, что я…
- Перестань, - приказал он не терпящим возражения тоном и, протянув руку, забрал пакет. У него были очень холодные пальцы.
- Может мне?.. – Сакура и сама не знала, что хотела предложить, возможно, свою помощь? В любом случае Саске не оставил ей ни шанса бросив короткое:
- Спасибо, - он запер дверь, оставив Сакуру одной на лестничной площадке.
То, что она плачет, Сакура осознала далеко не сразу, а осознав, она с легкой удивленной улыбкой стерла слезы. Саске взял пакет и это самое главное, это дает ей - Сакуре надежду, что однажды где-то там в неопределенном будущем Саске позволит ей сказать:
- … потому что я люблю тебя.
И ответит:
- Я тебя тоже.
Сбегая по ступенькам лестницы, Сакура думает, что это её самое заветное желание и, думая о нем она чувствует себя счастливой».
«Наруто вваливается в её комнату с цветами и большой увитой широкой красной лентой коробкой. Он улыбается своей фирменной солнечной улыбкой во все тридцать два и самым первым в этот первый день шестнадцатого года жизни Сакуры произносит:
- С днем рождения!
Сакура несколько неловко улыбается ему в ответ, думая о не уложенных волосах, разобранной постели и кипе книг на столе. Но ей приятен этот неожиданный визит, приятно знать, что Наруто, так сильно хотел поздравить её самым первым.
- Спасибо, - Сакура принимает из его рук подарок и цветы.
- А теперь открой! – постановляет он, и она невольно заряжается его энтузиазмом.
Бант поддается далеко не сразу и эта борьба, за право увидеть то, что скрыто в коробке, не на шутку захватывает Сакуру. А когда она видит новехонькие черные перчатки, изготовленные в Деревне Скрытой в Траве, при помощи особенной технологии и способные выдерживать силу любого удара, Сакура не сдерживает ликующий возглас.
- Но как ты узнал? – улыбаясь, спрашивает она, спешно натягивая перчатки на руки.
- О, это был сложный план, даттебайо! В нем участвовали Конохамару, Удон, Моэги, Ли, Шизуне и Тон-Тон.
Разглядывая одетые в перчатки руки Сакура ловит себя на сильнейшем желание как можно скорее опробовать их – пустить кулаки в ход.
- Ты мог бы просто спросить меня…
- Но так было бы неинтересно, - Наруто беззаботно передергивает плечами и серьезнее: - Я хотел, чтобы это был сюрприз.
Сакура немного теряется и едва заметно краснеет в ответ на это признание.
- Ну, ты даешь…
- Не делай вид, что тебя это удивляет, - улыбается он. – Ты ведь знаешь, что я люблю тебя, Сакура-тян, - он произносит это так просто, словно это какой-то очевидный факт, единственно правильное решение.
И Сакура, мечтавшая в детстве о взрыве чувств, о «я ненавижу» и «я люблю» смешанных в единое целое и необыкновенной сложности связать хоть пару слов, стоя перед объектом своей любви, чувствует глубокое довольство, услышав это признание. У него нет червонного оттенка счастья, но оно куда как надежнее, долговечнее и правильнее. И Сакуре хочется сказать:
- Я тебя тоже.
И её самое заветное желание чтобы Наруто принял этот ответ».
«- Как же ты меня бесишь, Сас, - выдает Наруто, крепко удерживая Саске за высокий воротник темно-синей футболки. Хрипотца в его голосе сейчас проступает гораздо яснее, придавая его голосу угрожающие нотки. Сакура смотрит на его потемневшие до темной-синевы предгрозового неба глаза и судорожно сглатывает. Ей так не хочется новых драк, а Наруто сейчас в паре шагов от того чтобы перегнуть палку.
- Отпусти, - холодно требует Саске, меланхолично смотря куда-то сквозь него.
- Свалишься, - отрывисто бросает Наруто, инстинктивно крепче сжимая ткань.
- А тебе то что? – спрашивает Саске. Теперь он смотрит прямо на него и едва заметно, насмешливо улыбается. И это очень плохо, потому что в последнее время все их драки начинаются вот как-то так.
- Мне?.. – Наруто криво усмехнулся и разжал руку.
Саске раздраженно зашипел, свалившись на каменистую землю, а Наруто сложив руки на груди сообщил:
- Мне до этого уж, разумеется, никакого дела нет.
- Приятно знать, что у тебя все же есть здравый смысл, - не без изрядной доли яда откликнулся Саске, а Сакура подумала, что драки, кажется, удастся избежать. А когда спустя полчаса Наруто, бросив взгляд на усиленно выискивающего что-то под ногами Саске, сказал:
- Прости, - а Саске вместо того что бы сказать привычное «Перестань» или выдать свое фирменное, надменное «Хм» начинает говорить что-то про «свое неверное решение из-за которого у них проблемы» Сакура чувствует себя очень и очень счастливой и улыбается привычно раздражая Саске и вызывая у Наруто столь же привычные восторги.
Сакуру радует что, несмотря на все перипетии и кажущуюся запутанность отношений они есть и они друзья. И больше всего на свете Сакуре хочется, чтобы так было всегда».
- Я очень хочу, чтобы все было как прежде Цунаде-сенсей, - уверенно заключает Сакура. - Я хочу вернуться к той «нулевой» точке и что бы не случилось после, кто бы, какую жизнь не избрал, если бы мы трое жили в Скрытом Листе и были бы друзьями… мне… больше нечего и желать, - неловко, но твердо заключила она, смотря прямо на Цунаде.
- Просто поверь в то, что у Наруто получится, так как это сделала я, - Цунаде искренне улыбнулась Сакуре и получила неуверенную, но все же искреннюю улыбку в ответ.
- Я понимаю, что тебе сейчас тяжело Сакура, но как твой учитель я могу сказать только одно – продолжишь показывать столь же «блестящие» результаты и…
- Я исправлюсь, Цунаде-сенсей. Сегодня… я словно бы достигла вершины своего состояния и сейчас… мне даже легче.
- Ты не чувствуешь отчаяния потому что веришь, - передернула плечами Цу, думая что все прочие чувства, проистекающие от запутанных отношений, клубком сплетенных змей таятся внутри Сакуры, но это то с чем она должна будет справиться сама. То, разобраться в чем Цунаде ей никак не сможет помочь.
Цунаде думает, что она центр прямоугольника. Она находится в точке пересечения диагоналей. Так же как и Сакура. Они делят это место на двоих.
Цунаде думает, что время за постоянными заботами о благе деревни проносится невероятно быстро.
Цунаде думает, что ей уже очень много лет. Но она не может показаться на глаза Джираи - заключившим спор с этим ублюдком Орочимару, подарившим ей тем самым годы спустя надежду на спасение - отчаявшейся.
Цунаде думает, что уже много лет она ждет, ждет момента, когда то, во что она так верит, свершится и отчаяние, давно таящееся в ней, навсегда её покинет.
Цунаде хочет оказаться рядом с Новаки и Даном. Она хочет улыбнуться искренне и широко - как в лучшие годы, Джи.
Цунаде думает о Сакуре ставшей отличным бойцом и замечательным медиком. Теперь у нее больше нет проблем с «необходимым отступлением» и Цунаде рада, что её уроки пошли впрок.
Цунаде думает о Ли и его неотступных и во многом смешных ухаживаниях. Цунаде думает о веселом смехе Сакуры в ответ, но она понимает то, чего Сакура ждет. Она ждет той так нужной ей нулевой точки. Она ждет распутывания и трансформации клубка змей в счастье, удовлетворение или же светлую печаль? Цунаде не знает, думает ли Сакура об этом так и таковы ли её чувства.
Цунаде думает о Наруто для которого существует всего лишь только прямая, соединяющая его с Саске, и не дающая ему сдаться.
Цунаде думает, о Саске для которого существует всего только точка, которой является он сам. Точка в огромном бессмысленном мире и ненависть, как чувство пробуждающее к жизни, заставляющее жить.
Цунаде думает об Орочимару которого постиг закономерный и справедливый конец, о Джирае примеренном с жизнью и вполне удовлетворенным ей.
Цунаде думает о Наруто, сложившем руки на столе, и улыбающемся просто неприлично счастливо. Цунаде думает о Саске, уткнувшемся взглядом в заполненный зеленым стакан и крутящем в руке соломинку.
Цунаде думает о Сакуре, смотрящей сквозь большие окна в зал кафе.
Цунаде думает о себе сидящей на скамейке.
Сакура оборачивается и дарит ей легкую, счастливую улыбку и Цунаде, точно так же, улыбается ей в ответ.
- Просто поверь в то, что у Наруто получится, так как это сделала я, - Цунаде искренне улыбнулась Сакуре и получила неуверенную, но все же искреннюю улыбку в ответ.
- Я понимаю, что тебе сейчас тяжело Сакура, но как твой учитель я могу сказать только одно – продолжишь показывать столь же «блестящие» результаты и…
- Я исправлюсь, Цунаде-сенсей. Сегодня… я словно бы достигла вершины своего состояния и сейчас… мне даже легче.
- Ты не чувствуешь отчаяния потому что веришь, - передернула плечами Цу, думая что все прочие чувства, проистекающие от запутанных отношений, клубком сплетенных змей таятся внутри Сакуры, но это то с чем она должна будет справиться сама. То, разобраться в чем Цунаде ей никак не сможет помочь.
Цунаде думает, что она центр прямоугольника. Она находится в точке пересечения диагоналей. Так же как и Сакура. Они делят это место на двоих.
Цунаде думает, что время за постоянными заботами о благе деревни проносится невероятно быстро.
Цунаде думает, что ей уже очень много лет. Но она не может показаться на глаза Джираи - заключившим спор с этим ублюдком Орочимару, подарившим ей тем самым годы спустя надежду на спасение - отчаявшейся.
Цунаде думает, что уже много лет она ждет, ждет момента, когда то, во что она так верит, свершится и отчаяние, давно таящееся в ней, навсегда её покинет.
Цунаде хочет оказаться рядом с Новаки и Даном. Она хочет улыбнуться искренне и широко - как в лучшие годы, Джи.
Цунаде думает о Сакуре ставшей отличным бойцом и замечательным медиком. Теперь у нее больше нет проблем с «необходимым отступлением» и Цунаде рада, что её уроки пошли впрок.
Цунаде думает о Ли и его неотступных и во многом смешных ухаживаниях. Цунаде думает о веселом смехе Сакуры в ответ, но она понимает то, чего Сакура ждет. Она ждет той так нужной ей нулевой точки. Она ждет распутывания и трансформации клубка змей в счастье, удовлетворение или же светлую печаль? Цунаде не знает, думает ли Сакура об этом так и таковы ли её чувства.
Цунаде думает о Наруто для которого существует всего лишь только прямая, соединяющая его с Саске, и не дающая ему сдаться.
Цунаде думает, о Саске для которого существует всего только точка, которой является он сам. Точка в огромном бессмысленном мире и ненависть, как чувство пробуждающее к жизни, заставляющее жить.
Цунаде думает об Орочимару которого постиг закономерный и справедливый конец, о Джирае примеренном с жизнью и вполне удовлетворенным ей.
Цунаде думает о Наруто, сложившем руки на столе, и улыбающемся просто неприлично счастливо. Цунаде думает о Саске, уткнувшемся взглядом в заполненный зеленым стакан и крутящем в руке соломинку.
Цунаде думает о Сакуре, смотрящей сквозь большие окна в зал кафе.
Цунаде думает о себе сидящей на скамейке.
Сакура оборачивается и дарит ей легкую, счастливую улыбку и Цунаде, точно так же, улыбается ей в ответ.
-
-
30.09.2012 в 18:26- Может, и выиграю, - он улыбается и передергивает плечами, теперь смотря прямо на нее, - Впрочем, я, по правде говоря, уже выиграл. - Уже? Цунаде скептически приподнимает брови и улыбается одними кончиками губ. - Наруто ТАКОЙ идиот. Ты же знаешь. Он НИКОГДА не откажется от этого ублюдка Саске.
Это отлично
-
-
02.10.2012 в 10:11-
-
06.10.2012 в 20:21Печально, когда нет просвета в отчаянии, когда так зависим от поступков других. Джирайя порадовал, не сломался.
- Нелегко же тебе держаться за эту соломинку.
- Она не дает мне упасть в бездну отчаяния.
- Да… - соглашается Цунаде и обнимает себя руками. Соломинка может спасти от падения, но она никак не в силах помочь выбраться из бездны уже павшему.
- Отчаяние, - шепчет Цу, думая, что ей никогда не избавиться от него.
Не в этой жизни».
Мне понравилось!
-
-
13.10.2012 в 13:39